Конкуренты

— Удивительно, — сказал Роман. — Дружеские жесты — учитывая те корабли, что мы сожгли у… у Ригеля?

— А вы затем здесь и находитесь, чтобы сжигать время от времени наши корабли, — с иронией сказал жук.

— Вы могли бы объяснить? — попросил Роман. — В качестве… еще одного доброго жеста? Это какие-то внутренние враги вашей цивилизации? Или преступники? Или…

— Это наши дети. Это всего лишь наши дети. — Охранник снова оскалился.

— Тогда я ничего не понимаю, — сказал Роман.

— Хорошо. Я поясню… — Жук подпер рукой подбородок, будто задумался. Но я был уверен — он просто имитирует человеческие жесты. — Большинство цивилизаций, к их числу относится и ваша, имеют конечный и четко вычисляемый срок жизни. Нет, не войны и не экологические катастрофы. Даже не научные эксперименты… большей частью. Всего лишь рост комфорта и качества жизни. Как только цивилизация развивается настолько, что продолжительность жизни начинает стремиться к бесконечности — вы дойдете до этого довольно скоро, а тяжелый труд уходит в прошлое — и этого вы тоже успеете добиться, у нее теряется смысл в возобновлении своего существования. Для гуманоидов это наиболее характерно, они просто перестают рожать детей — и медленно, плавно, как правило, очень красиво вымирают. Мы любим посещать такие планеты и изучать то огромное творческое наследие, которое остается после гуманоидных рас.

— Я не верю, — сказал Роман, помолчав.

— Ваше право. Но это истина. Нас ничуть не беспокоит ваша цивилизация, находящаяся очень далеко — и финиширующая, по нашим прогнозам, через полторы-две тысячи лет. Вы нам не враги. Мы желаем вам жить счастливо и сполна насладиться золотым веком вашей расы. Ближайшие к нам районы галактики мы, конечно, были вынуждены стерилизовать. Молодые цивилизации бывают очень агрессивны, вы это знаете по себе.

— А вы?

— Мы? Ничуть. У нас обратная проблема, нехарактерная для гуманоидов. Процесс нашего воспроизводства прост, молодь не нуждается в воспитании и социализируется сама собой. Нас не пугает рост населения, планет много. Но было бы глупо устранить все эволюционные факторы, которые помогали нашим детям расти, отбраковывали глупых, медлительных, трусливых, неудачливых. Заселять мир за миром выродившимися представителями своей расы? Глупо. Нам нужен был эволюционный фактор. Что-то или кто-то отбраковывающий генетический мусор. Молодые и агрессивные цивилизации для этого подходят идеально. И заметьте, мы не натравливаем свою молодежь на ваши миры. Не забираем вас насильно. Не ставим в невыгодные условия, заставляя сражаться врукопашную… тут шансов у вас немного. Мы даем и своим детям, и вам практически одинаковые корабли. Позволяем жить, веселиться, воевать. И даже возвращаться назад — самым лучшим из вас. В чем же наша агрессивность? Ее нет. Вы получили приключения. Мы получили отбраковку.

— Это чудовищно, — тихо сказал Роман. — Мы убиваем ваших детей… а почему мы лишены возможности завести своих? Вы боитесь конкуренции?

— Что вы! — Жук возмущенно посмотрел вперед. — Что вы говорите! Вы нам не конкуренты. Это было бы жестокостью — позволить вам иметь детей в этом мире, созданном для войны! Считайте это защитой прав ваших детей, которые здесь, конечно же, не должны появляться на свет.

Вот этой тирадой он Романа, похоже, добил. Наш предводитель молчал.

— Я рад, что мы поняли друг друга, — сказал жук. — До свидания. Или вернее будет сказать «прощайте»? Желаю вам всем доиграть до конца и благополучно вернуться на вашу родную планету.

Экран погас.

А мегажук медленно поплыл в сторону гиперперехода.

— Это значит, что у нас нет даже надежды… — тихо сказала Лена.

— Это значит только то, что мы ее еще не нашли, — ответил я.

Мегажук плавно, вальяжно вошел в гиперпереход — и исчез.

В эфире царила тишина.

А потом заговорил Роман:

— Внимание. Все всё слышали? Я… я хочу узнать ваше мнение.

Я посмотрел на Лену. И подался вперед, к пульту, будто от этого мой голос должен был стать громче.

— Это Катран. Разрешите сказать?

— Разрешаю, — ответил Роман. И я вдруг понял, что безалаберная компания мечтателей и игроков сама собой начала превращаться во что-то другое. В какую-то военную организацию. Во что-то, способное работать…

Если она уцелеет, конечно.

— Я не знаю, врет он или нет, — сказал я. — Никто из нас не знает… да, может, и не узнает никогда. Но, наверное, что-то в его словах есть. Люди только тогда способны развиваться, когда они борются. Если… если двигаются. Обживают новые земли. Сражаются. Если все дается с трудом. А если бананы сами падают в рот, то остается только лежать под пальмой и жевать. Мы все… ну, почти все, сюда попали потому, что играли в игру. В компьютерную игру, где надо было сражаться и побеждать. Скажите, почему вы в нее играли? Вы же не дети. Вы все по большей части не бедствовали и не скучали на Земле. Так чего вам не хватало в жизни? Что заставляло вас днями и ночами сидеть за компьютером, дергать мышкой по столу?