Конкуренты

Судя по лицу очкарика, до него стало что-то доходить. Что-то очень малоприятное.

— Это же корабль ближнего радиуса, — сказал здоровяк. — Туда гипердвижок просто не влезает.

— Ну да, — любезно подтвердила Лена, — вокруг станции покружитесь, конечно… А купить корабль уровнем выше Валентин не имеет права.

Очкарик нахмурился:

— Хочешь сказать, не повезло?

Лена пожала плечами.

Очкарик некоторое время изучал экран терминала. Потом коснулся пальцем одного символа — тот погас. Другого… третьего… Пояснил:

— Я снял оружие и щиты. Если оставить один лишь корпус и кабину, то гипердвижок влезает. Вот только деньги…

С видимой неохотой он посмотрел на свой комм. Коснулся кнопок.

— Считай это своей платой, Катран. Нажми кнопку, прими деньги.

Я подчинился.

— С ума сошли, — пробормотала Лена. — Лететь в другую систему без оружия и защиты, с неопытным пилотом?

— Другого выхода нет. — Очкарик оставался спокойным. — Надеюсь, на складе найдется «Сильвана» нужной конфигурации.

— А вдруг не найдется? — спросила Лена. — Конфигурация-то… для самоубийцы.

— Тогда мы влипли, — весело сказал очкарик. — Вряд ли у нас есть три часа, дожидаться, пока твой корабль заправится… Рома, будь человеком, сходи к Косте, принеси его сюда. Нехорошо будет бросить здесь парня.

Здоровяк молча пошел к «Саламандре». Мы ждали.

— Надеюсь, после этого вы нас отпустите? — спросила Лена.

— С чего бы это? Корабль будет слушаться только Катрана. Он нам нужен.

— Хорошо. — Лена не сделала и попытки заступиться за меня. — А я вам зачем? Свяжите и оставьте здесь.

— Мысль хорошая, — кивнул очкарик. — Вот только я не слишком опытный пилот. И совсем плохой учитель — нервный и нетерпеливый. Мой крупный друг — тоже. Ты будешь объяснять своему подопечному, что делать — чтобы он нас не угробил. Тебя ведь назначили его инструктором? Вот и займешься своими делами.

— Парни, я не одиночка. Я из клана Сайлент Стар. За меня вступятся.

— Кто?

— Да кто угодно. Грестер вступится. Кош, Антибиотик. Весь второй альянс вступится.

— Ты сама кто?

— Водила.

— Да, слышал. — Очкарик кивнул. — Говорят, ты хорошо натаскиваешь новичков. Так что я рискну поссориться со вторым альянсом точно так же, как поссорился с хозяевами Плюшки.

— Ты идиот, — брезгливо сказала Лена. — Вы что, ограбили платформу? Утащили что-то из лабораторий?

— Угадала. И это лишний повод взять тебя с собой.

Вернулся Роман, неся на плече тело убитого Леной пилота. Мрачно сказал:

— Скорей бы, Мастер…

— Надо уметь ждать, — наставительно сказал очкарик. — Заказ сделан, от нас теперь… А вот и корабль! Нашелся.

Недалеко от нас на полу ангара вдруг засветился овал красных огоньков. Послышался тревожный звук вроде громкого зуммера. Пол в центре овала стал раздвигаться, как диафрагма в пленочном фотоаппарате.

— Вот и твой первый корабль, Катран, — весело сказал очкарик. — Будешь себя хорошо вести — так и не последний…

В полу уже открылся люк десятиметрового диаметра. И из него медленно поднималась платформа, на которой стояла «Сильвана» — угловатый вытянутый корпус с двумя двигателями на консолях по бокам. От корабля шел белый пар.

— С консервации подняли, — задумчиво сказала Лена. — Полчаса будет разогреваться.

Очкарик посмотрел на свой коммуникатор. И великодушно кивнул:

— Ничего. Полчаса у нас есть. Даже сорок минут есть. А потом придет новая смена, обнаружит тела — и начнется…

— Вы балбесы, — презрительно сказала Лена. — Только полные кретины нападают на Плюшку. Без захода на платформу вам долго не продержаться… никому не продержаться.

— Может, нам долго и не надо? — хихикнул очкарик. — Эй, Катран, чего таращишься на железяку?

Я действительно неотрывно смотрел на корабль, даже их перепалку слушая краем уха.

— Ты чего, Валентин? — спросила Лена.

— А он красивый, — сказал я, глядя на корабль. — Ведь правда?

— Мало того, что он журналист, он еще и романтик. — Очкарик покачал головой.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ,

в которой Валентин берется за журналистское расследование

Витя Матросов, бывший однокурсник Валентина, к тридцати годам имел должность заведующего отделом в крупной газете, свой собственный, пусть и маленький, кабинет, солидный животик и вполне благодушный вид. От студенческих лет у него сохранилось только общее благодушие, которое сам Виктор называл «позитивным мировосприятием», и нетривиальное прозвище Малибу, происхождение которого уже все прочно забыли.