Конкуренты

— А что, если это все-таки настоящий мир? — К трибуне внезапно вышел молодой парнишка. — Если мы ошибаемся? Что тогда?

Все-таки даже у них существовали колеблющиеся. И судя по одобрительному гулу, парнишка был не одинок в своих опасениях.

— Я отвечу, Бесенок, — добродушно сказал Роман. — Если этот мир, паче чаяния, настоящий — то тем лучше! Когда мы начнем радикально на него влиять — те, кто нас сюда направил, опять-таки вынуждены будут вмешаться. Либо попытаться остановить нас силой. — Он сделал паузу, улыбнулся — и толпа зашумела, с готовностью соглашаясь, что уж силой-то их не остановить. — Либо — пойти на переговоры и предложить возвращение на Землю.

Роман помолчал, потом вздохнул:

— Друзья, я должен сказать то, что многих смутит или испугает. Я был одним из первых, отстаивающих версию виртуальности нашего существования. Я стоял у истоков нашей группы… пусть кто-то называет нас сектой — я предпочитаю термин «научная группа Ищущих». Но сейчас, после всех исследований и экспериментов, которые мы провели за два года, — я в затруднении. Я бы даже сказал так — пятьдесят на пятьдесят. Есть несообразности, которые говорят за виртуальность. Есть данные, которые убеждают в реальности мира. Я не могу с уверенностью поддержать ту или иную точку зрения.

Вот теперь толпа взорвалась. Ор стоял такой, что хотелось заткнуть уши. В Романа летели оскорбления, упреки, саркастические замечания. Отборный мат прочно занимал свою долю.

Роман держался стоически. Он дал толпе выкричаться, стоя с невозмутимым лицом. А потом на его губах заиграла ироническая улыбка. И чем шире он улыбался, тем тише становилось вокруг.

— Спасибо, — негромко сказал он, когда гомон стих. — Так вот, гасильник позволяет поставить окончательный, решающий эксперимент. Он вынудит наших похитителей вмешаться в любом случае. Вы все уже поняли, что мы собираемся сделать, верно? Мы будем гасить звезды!

Теперь его слушали в полной тишине.

— Мы начнем со звезды, вокруг которой вращается Плюшка. Мы продолжим со звездами, вокруг которых устроены основные базы альянсов и кланов. Мы будем гасить звезду за звездой. Тихо, спокойно, без пыли и копоти. Без жертв… если нас не попробуют остановить. Что произойдет дальше? Нашим похитителям такая игра придется не по вкусу. И они…

Он поднял руку и стал загибать пальцы:

— Либо уничтожат всех нас. Я это считаю маловероятным, но — раз! Либо пойдут на переговоры и предложат нам вернуться на Землю — два! Либо начнут зажигать погашенные звезды — три! Первый вариант вряд ли кому-то по нраву. Но лучше умереть стоя, чем жить на коленях! Лучше дать бой врагу, чем покорно плясать под его дудку, спиваться и умирать в нелепых схватках… Второй вариант наиболее предпочтителен — и наиболее вероятен. Ведь это позволит нашим врагам сохранить здесь основную часть пилотов, отделаться малой кровью и легким испугом. Ну и третий вариант… он просто даст однозначный ответ — мы находимся в виртуальном мире. В мире, где возможно зажечь погасшую звезду. В мире, из которого мы все равно выберемся, так или иначе. Но по крайней мере мы будем избавлены от сомнений!

— Почему ты считаешь, что нас вернут на Землю? — Вышедший вперед парень по прозвищу Бесенок невольно взял на себя роль адвоката дьявола. — Если уж мы в виртуальности — то почему бы нас не стереть?

— Это если мы — файлы в сети, — усмехнулся Роман. — Но позвольте уж мне, как человеку, занимавшемуся искусственным интеллектом, высказать такое мнение: это маловероятно. Не было на Земле предпосылок к тому, чтобы переписать человеческое сознание в электронные машины. Вот подключить к компьютерам, создать иллюзию — да, теоретически возможно. Так что наши похитители имеют дело не с двумя сотнями файлов, а с двумя сотнями тел.

Такое массовое убийство — не шутка. Это раз! А второе — нашими контрактами не предусмотрено наказание в виде смертной казни за тушение звезд. А мне кажется, что букву контракта они все-таки пытаются соблюдать. Это два!

— Он все время сам себе противоречит, — шепнул я Лене. — Одна версия не стыкуется с другой. Я — не я, лошадь не моя…

— Зато сразу все возражения отмел и успокоил, — прошептала Лена.

А Роман продолжал:

— Самое страшное на свете — это даже не смерть. Наверное, даже и не рабство. Самое страшное — неизвестность…

У него изменился голос, теперь он говорил проникновенно, задумчиво, негромко. И все напряженно вслушивались.