Звёздная Тень

Бой оказался скоротечен. Почти одновременно мы с чужаком прекратили бороться, охваченные одним на двоих желанием — увидеть результат.

Трое синекожих валялись на камнях. Наверное, их достала Маша — ран не было видно.

Кэлос и последний оставшийся чужак сходились. Перед Кэлосом трепетала белая светящаяся стена — силовой щит. Перед чужаком — такая же, только желтая. Похоже, пробить друг друга щиты не могли, и теперь противники просто толкались. Кто кого вытеснит… с тропинки в пропасть.

У меня сомнений в исходе борьбы не было.

Шаг за шагом чужак пятился к пропасти. Лицо Кэлоса сейчас утратило все эмоции, стало безжалостной металлической маской. Шаг. Еще шаг.

Чужак закачался на краю пропасти. Он понимал, что обречен, не хуже чем я. И точно так же, как люди, не собирался сдаваться.

Желтый щит сжался в точку, уступая. Удар Кэлоса исполинским молотом снес чужака с тропы.

Но за миг перед этим пылающая желтая точка пробила белый щит и вонзилась в Кэлоса.

Я закричал, увидев, как вспыхивает наш единственный союзник. Пламя плясало, пожирая его изнутри, синекожий чужак уже исчез внизу, беззвучно падая со скал, но огонь не собирался утихать.

— Кэлос! — Маша отбросила автомат, метнулась к нему. Кэлос отступил, словно боялся, что ее опалит жаром. Упал на колени.

Огонь все же достал тебя, киборг, пытающийся быть человеком, человек, рожденный солдатом… Судьба отыщет — как от нее ни прячься. И выдаст все накопившиеся долги…

Я глянул на подмятого врага. В фасеточных глазах, где не было и быть не могло чувства, застыло отчаяние. Я ударил чужака головой по камням — раз, другой, и глаза потемнели.

Только тогда я позволил себе броситься к Кэлосу.

Пламя утихало. Кэлос лежал неподвижно, лишь подергивалась судорожно правая рука. Его тело казалось взорвавшимся изнутри, испещренным бесчисленными ранами. В некоторых была кровь. В некоторых — блеск рваного металла.

— Кэлос… — прошептал я. — Кэлос, друг мой…

Он еще жил. И смотрел на меня. Не обвиняя, не прося о сострадании — прощаясь.

— Куда ни кинь… — прошептал Кэлос.

— Слушай меня!

— Слышу…

Я взял его за руку — рука была нестерпимо тяжелой. Сколько же он весит? Сколько в нем плоти, а сколько — железа?

— Ты человек…

— Был…

— Ты человек, Кэлос.

— Я даже боли не чувствую, Петр. Я ее… отключил. Какой я человек…

— Кэлос! Да слушай ты меня, сволочь!

Жизнь уходила из него с каждой каплей крови, с каждой отказавшей железкой. Да что он вбил себе в голову, дурак! Тот ли из нас человек, кто с рождения оставался в своем теле? Или тот, кто пытался быть человеком?

— Кэлос, тебя ждут. Ты помнишь это? Если ты не вернешься домой… твоя жена уйдет следом.

— Она готова к этому…

— Не решай за других! Никогда не решай за других!

— Ничто меня не держит, Петр.

Слова звучали все тише и тише. Он уходил — а я не знал, что сказать, как передать ему то, во что я верил, что было спасением, единственным и неизменным, вечным якорем наших миров…

— Тебя ждут, Кэлос. Твоя жена тебя ждет. Если ты сможешь удержаться, то сможет и она.

— Надо ли?

— Ты не смеешь! — крикнул я. — Слушай же меня! Я не знаю, что тебе дорого, что нет, только запомни одно — Врата это нить, и пока ее кто-то держит, пока тебя ждут…

Он улыбнулся — и улыбка на изорванном лице была насмешкой.

— Тебя ждут, Кэлос. Поверь!

— Не решай за других… никогда…

Я поднялся.

Посмотрел на Машу.

— Я ничего не могла поделать, — прошептала она. — Петр, я стреляла… у того гада был силовой щит…

Гада?

Да нет же, конечно. Они защищали свой мир. Тот кусочек счастья, что несли для него. Мы оказались сильнее. Мы победили. И небеса не разверзлись, земля не разошлась под ногами. Дарованное Зерно — не сказочный амулет, что нельзя отнять. Можно, и еще как.

Каждый приходит в Тень по-своему.

Я подошел к неподвижному синекожему существу. Стал разжимать ладонь, выковыривая из скрюченных пальцев сгусток холодного огня.

Тело дернулось. В огромных глазах вновь блеснул разум.

— Живой! — крикнула Маша. — Добей его, Петр!

Синекожий не сопротивлялся. Лежал, тихо поскуливая. Наверное, так звучит их плач. Лишь тонкие пальцы хрустели, все крепче сжимаясь на Зерне.

— Да что у вас за беда, зачем вам-то! — закричал я.