Я мог бы сказать, что плен, побег и разгром единственной российской боевой станции — вовсе не гладкое начало. Только не до пререканий было сейчас.
Совсем не до пререканий.
— Дед, надо что-то делать… с ними.
Рептилоид медленно перевел взгляд на обмякшие тела гэбистов.
— Решай это сам, Петя. Решайте это вместе с Карелом.
Секунда — и взгляд счетчика изменился.
— Они слышат нас, Карел? — спросил я.
— Да. Я блокировал только двигательную функцию.
— Освободи их.
Счетчик выдержал паузу — не размышляя, конечно, а лишь демонстрируя мне свои раздумья.
— Ты уверен, Петр?
— Да.
Чешуйчатая лапа небрежно скользнула по руке Данилова, шлепнула Машу по щеке. И люди зашевелились.
Я молча смотрел, как недавние друзья и еще более недавние враги обретают власть над своими телами.
Данилов широко зевнул — будто человек, пробуждающийся от мирного и сладкого сна. Видимо, спазм сводил мышцы. Лицо исказилось в болезненной гримасе.
— Сволочь ты, Петя…
Я молчал.
— Сволочь и дурак…
Данилов помог Маше присесть. Нелепо, чудовищно нелепо и неправильно было то, что четыре человека, один из которых даже не имел больше человеческого тела, готовы сейчас сцепиться насмерть в утлой скорлупке чужого корабля.
— Не с меня все началось, — сказал я. Понимая, что не стоит перед ними оправдываться, не стоит хотя бы потому, что я не чувствую никакой вины за собой.
— Ты все сломал… — тихо сказала Маша. — Все!
Я молча дотронулся до забинтованного горла. Платок уже промок насквозь.
Рептилоид сидел между нами — демонстративно вялый, равнодушный. И все же он был единственным барьером.
— Что ты хочешь сделать? — опять заговорил Данилов.
— Я уже объяснял, — устало ответил я.
— Что ты хочешь сделать с нами?
— У меня нет выбора.
— Понятно, — на лице Данилова отразилось презрение.
— Вам придется идти со мной. До конца.
— Ты хоть понимаешь — куда идешь?
— Нет, — легко согласился я. — И никто не знает. В этом-то и вся соль, как ни странно.
Повисло молчание. Ни единого звука в тесной кабинке, ни малейшего ощущения полета. Четыре маленьких куска пустоты — в великой пустоте.
— Ты совершаешь ошибку, — сказал Данилов.
Но это я уже слышал. И отвечать не стал.
— Петр, — Маша неловко повернулась, отстранила Данилова. — У тебя течет кровь…
— Знаю.
— Давай… перевяжу.
Вот это было совсем нелепо. Я едва не рассмеялся ей в лицо. Но Маша ждала с тем невозмутимым спокойствием, которое мне, в общем-то, сразу в ней не понравилось.
Наверное, ничего дурного она не замышляла.
И то, что четверть часа назад руки ее сжимали пульт, команда с которого оторвала бы мою голову начисто, тоже ничего не меняло. Сейчас она и впрямь была готова оказывать первую помощь.
— Перевяжи, — согласился я. Счетчик разинул пасть, собираясь что-то сказать, но то ли передумал, то ли не нашел аргументов.
Маша достала из кармана комбинезона медпакет. Перебралась через кресло, молча развязала пропитанный кровью платок.
— Довольно серьезно… — мрачно заметила она. — Тут хорошо бы врачу глянуть.
— Не возвращаться же из-за такой мелочи? — в тон ей ответил я.
Маша хмыкнула и разорвала медпакет. Приложила к ране влажную подушечку, стала приматывать бинтом.
— Кровотечение сейчас остановится. Как ты это сделал?
— Куалькуа, — помедлив, сообщил я.
— Все-таки куалькуа, — Маша кивнула. — Алари говорили, что эта тварь никак не будет себя проявлять после твоего возвращения. Как ты с ним поладил?
Существо внутри меня издало что-то… если мысленный сигнал можно сравнить со звуком, то это было хихиканьем.
— Они любопытны, Маша. Куалькуа вступили в заговор и помогли мне лишь с одной целью… блин!
— Извини, я буду аккуратнее, — Маша застегнула застежку на бинте так туго, словно все же собиралась меня удавить. С легким удивлением я почувствовал, что от ее волос пахнет духами. Резковатый, совсем не подходящий ей цветочный запах — и все же…
— Они хотели посмотреть на мир Геометров.
— Может быть, они смотрят на него до сих пор? — жестко спросил Данилов.
— Может быть, — согласился я. — Честно говоря, я не вижу беды в этом.
— А теперь куалькуа хочет посмотреть на Тень? — спросила Маша.