Столько горя обрушилось на Крис за последний год — смерть родителей,...
– Да? – нервно и быстро, из стальной решетки, прикрывающей динамик.
– Харин, это я. Надо поговорить.
– Кто – я?
– Корректор.
– Не понимаю, о чем вы говорите.
– Харин, я же все равно войду. Ты меня знаешь.
– Попробуй.
Илья покосился через плечо. Наугад предположил:
– Это не твой пацан в футбол играет во дворе?
Пауза, и щелчок открывающегося замка.
– Заходи, сука.
Карамазов засмеялся, входя. На каждую хитрую гайку есть свой болт…
Дверь открыли сразу, он даже позвонить не успел. Харинский охранник стоял с пистолетом в руках, целясь от пояса ему в живот.
– Я без оружия, – сказал Илья, входя.
Охранник отступил, выдерживая дистанцию. Так, под дулом, Илья и прошел в гостиную. Харин стоял у окна, явно выискивая среди детей во дворе своего сына. Повернулся, смерил Илью злым взглядом.
– Что творишь, Корректор?
– О чем ты?
– Метро! Там использовали «Кедр»!
– Хороший автомат, – признал Илья.
– Депутат – это тоже ты?
Карамазов кивнул.
– Н-да. «Акела промахнулся», – Харин забарабанил пальцами по стеклу.
– Надо было мне, идиоту, понять – если ты просишь не обычный «ПМ», значит задумал что-то… грандиозное.
– Я и в метро промахнулся, – признал Илья, покосился на охранника – у того дернулась щека, и уселся в кресло. – Харин, я и не думал, что у тебя такой прекрасный вкус. Чья мебель?
– Голландия… Корректор, у меня к тебе одно-единственное предложение. Проваливать к дьяволу. Учти, завтра я буду уже не здесь.
– Харин, успокойся. Мы и в Женеве будем соседями, если на то пошло. Три километра по берегу озера, будем на чаек ходить друг к другу.
– С-скотина, – Харин дернулся как от удара. – Психопат. Убирайся.
– Хоть бы с женой познакомил.
– Она у себя в комнате, и выходить не будет. Нечего ей видеть твое лицо.
– Логично. Мне нужны патроны, Харин. Потом я уйду.
– У меня не оружейная лавка, должен понимать. Ты заказываешь, я достаю. Здесь ничего не мелькает.
– Тогда скажи, где достать. Дай мне всю цепочку. Или задержись сам на денек.
– Илья, ты переходишь грань.
– Вчера вечером перешел. Харин, давай по-хорошему.
– По-хорошему уже не получится, – Харин быстро посмотрел на охранника.
Карамазов завалился на бок, опрокидывая массивное кресло, заслоняясь им, и два выстрела завязли в дереве. В следующее мгновение он уже был перед охранником. Отбил руку с пистолетом, вывернул в потолок – выстрел разнес хрустальную люстру звенящим водопадом осколков. Охранник выпустил пистолет, оттолкнул, тот полетел на пол – видимо, понял, что не удержит оружие. Ударил Илью коленом в пах. Тот не почувствовал боли. Сила была в нем, сила была вокруг, невидимый щит, смертоносный меч. Он зажал шею охранника, скользнул вбок, выворачивая руку, заглянул в раскрывшиеся от боли зрачки и поймал на их дне одобрительную улыбку тьмы.
Хрустнули позвонки, и тело обмякло, превратилось в тяжелый манекен, куклу из мокрой ваты. Илья выпустил охранника, нагнулся, подбирая пистолет. Посмотрел на Харина. Тот замер, окаменел, лишь пальцы нервной дробью стучали по стеклу.
– Я достану патроны, Корректор…
– Нет, Харин, – Илья нагнулся, ощупал запястье охранника. Пульса не было. А это что? Ведь обещал сыну подарок сделать… Нигде нет правды. Илья расстегнул браслет своих часов, стянул их с мертвой руки. – Ты отдашь мне поставщиков.
– Корректор, я тебе много раз помогал…
– Это будет последний. Извини.
– Корректор… – Харин облизнул губы. – Жену не трогай. Она ничего не видела. Тебе не стоит ее опасаться.
Карамазов пожал плечами.
– Имена, Харин. Все имена.
8
Визирь умел париться. Для человека восточной национальности он делал это даже подчеркнуто вкусно. Шедченко он обрабатывал вениками с таким азартом, словно это и было его подлинное призвание.
– Сейчас дубовыми пройдусь, – приложив его последний раз, сообщил он.
– Терпишь, полковник?
Лежащий на полке Шедченко пробурчал что-то неразборчивое.
– Ладно. Перерыв… – Визирь присел, похлопал себя по волосатой груди. – Коля, мог ты подумать, когда улетал из Киева, что через пару дней российский депутат узбекского происхождения станет тебе задницу веничком полировать?
– Знаешь, Рашид, лучше бы я в Киеве в баню сходил.
Визирь засмеялся.
– Кто ж спорит. Все перемены в мире – к худшему. Тут и сомнений никаких нет. Но в критической ситуации ты сделал лучший выбор, поверь.