64  

– Да знаю я про эти ножницы – это подарок какой-то швейной фирмы. Ну? И что с ними не так? – спросила Таня сердито.

Сердилась она оттого, что ей не нравилось обсуждать с кем бы то ни было свою подругу, а уж тем более в чем-то ее подозревать. Ей хватало и того, что Белинда явно утаивает что-то про встречу с Романчиковой в кафе. Таня до сих пор не могла ей этого простить. Она всегда считала, что лучшие подруги должны рассказывать друг другу все без исключения и вместе находить выход из всяких неприятных ситуаций. Однако Белинда оказалась крепким орешком, и сколько Таня на нее ни наседала, та так и не раскололась.

– Так вот, – продолжал повествовать Тихон. – Пошел я к Белинде и говорю: может, нужно эти туфли проклятые милиционерам отдать, которые убийство Заречного расследуют? А заодно, говорю, и те ножницы, которыми ты на них царапину сделала? Чтобы, значит, доказать, что туфли особенные, меченые? А Белинда вдруг ка-ак на меня накинется! Что я всякую ерунду выдумываю и сею смуту и что Алик меня за это не похвалит. Я хоть и растерялся поначалу, но все-таки быстро смекнул, что напугало ее одно из двух: либо туфли, либо ножницы. И сразу свою теорию решил проверить. Спросил еще раз про туфли, она на меня рыкнула. Потом снова заикнулся про ножницы и вот…

Тихон замолчал, сделав трагическую паузу и глядя на Таню с таким сожалением, как будто ей предстояло услышать весть о смерти любимой собаки.

– И что? – подыграла она, не зная уже, что и думать.

С одной стороны, дело касалось реального убийства, а с другой, эта история про ножницы объективно выглядела какой-то глупой.

– Белинда почему-то так испугалась… Как будто я уличил ее в том, что она этими ножницами пырнула Папу Римского. В общем теперь я все терзаюсь и мучаюсь… Я же все-таки законопослушный гражданин и известный человек. Меня каждая собака, которая телевизор смотрит, в лицо знает! И получается, что я от следствия утаиваю важную информацию.

– Не переживай, Тихон. Получается, что мы все утаиваем, – подбодрила его Таня. – В конце концов, все, что знаешь ты, знает еще куча народу. Да вся наша труппа!

– Слушай, чего я, собственно, пришел, – снова встрепенулся Рысаков. – Я все же думаю, что туфли у Белинды надо реквизировать. Хочешь – не хочешь, а они являются уликой. Хотя Регина, скорее всего, уже все следы затоптала. В том смысле, что она в этих туфлях потом на сцену выходила.

Таня пообещала поговорить и с Аликом, и с Белиндой.

– Да, что-то не удались наши гастроли, – посетовала она, провожая Тихона до двери.

– Переживем. Главное, чтобы Серафимыч оклемался, – невесело откликнулся тот. – Все каркал, каркал – и докаркался…

Ордынск, день четвертый

Андриан Серафимович лежал на больничной койке, похожий на мумию египетского фараона: голова полностью забинтована, повязка сходилась под подбородком. Холодные лучи утреннего солнца щекотали его расцарапанную щеку. Мария Кирилловна пустила слезу, глядя на своего несчастного мужа. Будкевич взял стул, усадил ее рядом с кроватью и сказал:

– Пойду за врачом, надо с ним поговорить.

Дежурный доктор – моложавый подтянутый мужчина лет сорока – производил приятное впечатление.

– Мы, знаете ли, в милицию обратились. Характер ранения спорный. Может быть, ваш коллега ударился, когда упал. А может быть, его ударили. По крайней мере, алкоголем от него не пахло, с сердцем все в порядке. Ботинки не скользкие, а вполне даже устойчивые, с хорошей прорезиненной подошвой. Так что пусть следствие разбирается. Все же это не пьяница какой-нибудь, а артист из Москвы. На нас на всех большая ответственность.

– У него серьезные повреждения? – спросил Будкевич.

Маркиза сидела молча и на доктора смотрела исподлобья. Это был один из ее личных методов воздействия на людей.

– Вы не волнуйтесь, все, что нужно, мы сделали, жизни его сейчас ничто не угрожает.

– Понимаете, доктор, – проникновенно начал Алик, – мы к вам на гастроли приехали. Скажите, когда он сможет выйти на сцену? Приблизительно.

– На сцену? – прищурился доктор. – Откуда же я знаю? Если бы он палец сломал, тогда я бы сказал вам точно. А так… На мой взгляд, ему бы давно пора очнуться. А он, видите, все еще без сознания.

– А почему тогда он не в реанимации? – допытывался Алик.

– Его незачем там держать. Все системы функционируют нормально…

– Вы говорите про моего мужа, как про космический корабль, – вскинулась Маркиза. – Что нам теперь делать?

  64  
×
×