40  

Я кивнул.

– Обидно, – повторил Лас, приближаясь. – Я тут у тебя мини-дисковик видел… держи.

Я взял маленький диск.

– «Боевые протезы», – объяснил Лас. – Мой альбом. Только при женщинах и детях не включай!

– Не стану. – Я повертел диск в руках. – Спасибо.

– У тебя проблемы какие-то? – спросил Лас. – Извини, если не в свои дела лезу, но вид какой-то больно унылый…

– Да нет, ничего, – встряхнулся я. – По дочке соскучился. Поеду сейчас… жена с ней на даче, а у меня тут работа…

– Святое дело, – одобрил Лас. – Нельзя ребенка обделять вниманием. Хотя если мать с ней – это главное.

Я посмотрел на Ласа.

– Мать все-таки главное для ребенка, – с видом Выготского, Пиаже или иного мэтра детской психологии сказал Лас. – Биологически так обусловлено. Мы, самцы, все-таки в первую очередь заботимся о самке. А самки – о детеныше.


В квартиру Тимура Борисовича меня впустили без споров. Охранники выглядели вполне нормально и вряд ли имели хоть малейшее представление о недавних событиях.

Гесер со своим вновь обретенным сыном пили чай в кабинете. Большом, хотелось даже сказать «обстоятельном» кабинете с массивным письменным столом, с кучей всяких забавных безделушек на полках старинных шкафов. Удивительно, как сходятся их вкусы. Кабинет Тимура Борисовича удивительно походил на рабочее место его отца.

– Проходи, молодой человек, – улыбнулся мне Тимур Борисович. – Видишь, все устроилось.

Он покосился на Гесера, добавил:

– Молодой еще, горячий…

– Это точно, – кивнул Гесер. – Что случилось, Антон?

– Надо поговорить, – сказал я. – Наедине.

Гесер вздохнул, посмотрел на сына. Тот встал:

– Схожу-ка я к своим оболтусам. Нечего им штаны тут просиживать, найдутся дела.

Тимур Борисович вышел, мы остались наедине с Гесером.

– Ну, что случилось, Городецкий? – устало спросил Гесер.

– Мы можем говорить свободно?

– Да.

– Вы не хотели, чтобы ваш сын стал Темным Иным, – сказал я. – Верно?

– А ты бы хотел видеть свою Надюшку Темной волшебницей? – вопросом ответил Гесер.

– Но Тимур неизбежно стал бы Темным, – продолжал я. – Вам нужно было получить право на его реморализацию. Для этого Темные, а еще лучше – Инквизиция должны были запаниковать и совершить какие-то неправомерные действия в отношении вашего сына…

– Что и произошло, – сказал Гесер. – Так, Городецкий. Ты хочешь меня в чем-то обвинить?

– Нет, я хочу понять.

– Ты же видел, я клялся Светом. Я не встречался ранее с Тимуром. Я ничего ему не обещал, не посылал писем. И никого не привлекал для этих целей.

Нет, Гесер не оправдывался. И не пытался заморочить меня. Он будто условия задачи излагал – с удовольствием ожидая, какой же ответ даст ученик.

– Витезславу достаточно было задать еще один вопрос, – сказал я. – Но, видимо, этот вопрос был слишком человеческим для него…

Гесер качнул веками, будто репетируя кивок.

– Мать, – сказал я.

– Витезслав когда-то убил свою мать, – объяснил Гесер. – Не со зла. Он был молодым вампиром и не мог себя контролировать. Но… с тех пор он старается не произносить этого слова.

– Кто мать Тимура?

– В досье должно быть имя.

– Там могло стоять какое угодно имя. Написано, что мать Тимура исчезла в конце войны… но я знаю одну женщину-Иную, которая с того времени пребывала в теле птицы. С точки зрения людей она умерла.

Гесер молчал.

– Вы действительно не могли его найти раньше? – спросил я.

– Мы были уверены, что Тимка умер, – тихо сказал Гесер. – Это Ольга не хотела смириться. И когда ее реабилитировали – продолжила искать…

– Нашла сына. И дала ему опрометчивое обещание, – закончил я.

– Женщинам позволено проявлять лишние эмоции, – сухо сказал Гесер. – Даже самым мудрым женщинам. А мужчины на то и существуют, чтобы защитить и свою женщину, и своего ребенка. Рационально и вдумчиво все организовать.

Я кивнул.

– Ты меня осуждаешь? – с любопытством спросил Гесер. – Антон?

– Кто я такой, чтобы осуждать? – спросил я. – У меня дочь – Светлая Иная. И я сам не хотел бы отпустить ее во Тьму.

– Спасибо, Антон. – Гесер кивнул и явственно расслабился. – Рад, что ты это понял.

– Интересно, как далеко вы пошли бы ради сына и Ольги, – сказал я. – Ведь Светлана что-то почувствовала? Какую-то опасность для меня?

Гесер пожал плечами:

– Предчувствия – штука ненадежная.

– Если бы я решил рассказать Инквизиции правду, – продолжал я. – Решил бы уйти из Дозора в Инквизицию… Что тогда?

  40  
×
×