Изгои

Саймон безнадежно посмотрел на Таню:

– А когда была пятница?

– Позавчера. – Голос невозмутимый, но в глазах плещется боль. – Вспомнил?

Он нахмурился, затряс головой. Ему продолжают задавать вопросы. Просят его вспоминать разные вещи, когда его голова забита ватой, а он не может заставить слова вернуться и не может думать, потому что для этого нужны слова. А он их забыл. Сейчас он старается, потому что Джефф попросил. Джефф его брат, а они всегда были близки. И порой ему кажется, что он что-то должен Джеффу. Он не знает точно, что именно. Может, извиниться. Он уже чуть голову не сломал, думая над этим. Видимо, он что-то не то сказал. Или сделал…

Эта мысль вдруг напугала его, и он посмотрел на Джеффа:

– Я что-то сделал. Я сделал что-то ужасное.

Джефф попытался ему помочь:

– Ты приходил ко мне домой. В пятницу, позавчера.

Саймон вдруг увидел картинку с фотографической четкостью.

– Деревья… – произнес он.

– Я живу рядом с Сефтон-парком.

Саймон почувствовал всплеск – волнения, а может, счастья.

– Помнишь, как мы переплывали озеро на лодке? – спросил он. – А на коньках зимой до другого берега добирались? Из озорства.

– Да.

Что-то промелькнуло в лице брата, и Саймон наклонил голову, пытаясь понять что. Похоже на боль. Или на счастливое воспоминание? На что же?

– Таня говорит, ты очень расстроился. Из-за чего? – задал вопрос Джефф.

Саймон глубоко вздохнул и попытался сосредоточиться. Это так тяжело, когда не можешь уловить суть. Так много всего, в чем нужно разобраться: новые представления, новые звуки, новые люди. Когда он взглянул сверху на город, то узнал его с трудом. Вспомнил собор, некоторые здания. А вот блочные дома снесли, и ветхие портовые пакгаузы на прибрежной полосе переоборудовали в дорогое жилье.

Голова раскалывалась от мыслей. Память возвращалась, но как-то бестолково, короткими бессмысленными вспышками, как обрывки разговоров в шумной столовой или в классе, из которого вышла учительница. Он испугался: нельзя так больше думать. Школа, уроки – это для детей, а он уже взрослый. Она возвращалась, как… – Саймон напрягся. – Как взрывы звуков, когда настраиваешь радио! Он улыбнулся Джеффу. Есть! Он сделал это. Сообразил.

Таня медленно выдохнула, ее плечи обмякли.

– Он забыл вопрос, – расстроенно сказала она.

– Я не забыл! – запротестовал Саймон.

– Ты расстроился, – напомнила Таня. – Тебе казалось, что ты когда-то поступил нехорошо.

– И вовсе нет. Я никогда не делал ничего плохого. Правда, Джеффи?

Два дня назад Рикмен ответил ему резко, даже безжалостно. Но это было сорок восемь часов и целую вечность тому назад.

– Мы все иногда совершаем плохие поступки, Саймон, – сказал он теперь. – И обижаем других людей. Мы не хотим, чтобы так получалось, но…

Таня внимательно смотрела на него, ожидая, возможно, откровения.

– … обижаем, – закончил Рикмен.

– Но я-то нет! – Саймон говорил по-детски вызывающе. – Что я сделал? Если бы сделал, ты бы уже сказал. Как я узнаю, если мне никто не рассказывает? Я же вам не мистер Всепомнящий какой-нибудь, – сообщил он с забавной доверительностью.

– Мы поговорим об этом позже, когда тебе станет лучше, – сказал Рикмен.

– Я хочу знать сейчас! – Раздражение Саймона грозило перерасти в неуправляемый гнев ребенка.

Рикмен начал было говорить, но его прервал звонок мобильника.

– Бэт-фон! – захихикал Саймон. Его настроение снова изменилось с головокружительной скоростью. – Скорее, Робин! В пещеру к Бэтмену!

В палату влетела сердитая медсестра:

– Здесь нельзя пользоваться сотовым телефоном, кругом медицинская аппаратура.

Рикмен извинился, сбросил звонок и отключил телефон.

– Бэтмен был моим любимцем, – начал рассказывать Саймон, совершенно забыв, о чем только что шла речь. – А Джефф всегда хотел быть Суперменом.

Рикмен подумал, как же Таня выдерживает постоянное возбуждение, перепады настроения, забывчивость, бесконечные повторы и эту бессмысленную маниакальную болтовню?

– Извини, – обратился он к ней, показывая телефон. – Это может быть важно.

– Я провожу тебя до лифта, – сказала Таня.

Когда он выходил, Саймон схватил его за рукав:

– Ты не Супермен, Джефф. Если честно, ты и сильным-то не был. Но ты всегда был мужественным. – Он как-то сник. – Джефф всегда был мужественным, – повторил он уже Тане.

– У него как будто ухудшение, – сказал Рикмен, пока они ждали лифт.