32  

В последующие дни, пока я пытался сочинить сцена­рий о Дракуле как о реальном историческом персонаже и брал интервью у местных крестьян и интеллигентов по поводу этого мифа (толку от этих бесед, как я и пред­полагал, было мало), меня вдруг осенило: я не только и не столько пытаюсь смастерить документальный фильм для британского телевидения, сколько мечтаю о новой встрече с девушкой – высокомерной, неприветливой, каждым словом и жестом заявляющей о собственной самодостаточности, – которую встретил в ресторане бухарестского отеля. Она должна сейчас быть здесь, ря­дом со мной. Я не знал о ней совершенно ничего – ни­чего, кроме имени, – но, подобно вампиру, она высасы­вала из меня всю энергию.

Чушь какая-то, полная бессмыслица, нечто такое, что недопустимо и невозможно в моем мире и в мире тех, кто рядом со мной.

Дейдра О'Нил, она же Эдда

Не знаю, что вы будете де­лать здесь. Но что бы ни делали, должны идти до конца. Она взглянула на меня удивленно:

– Кто вы такая?

Тогда я заговорила о женском журнале, лежавшем передо мной, и мужчина за соседним столиком, вы­ждав немного, поднялся и вышел. Теперь я могла ска­зать, кто я.

– Если вас интересует моя профессия, то несколько лет назад я окончила медицинский факультет. Но едва ли вы хотели получить такой ответ.

И, помолчав, добавила:

– И следующий ваш шаг – попытаться искусно по­ставленными вопросами понять, что я здесь делаю,– здесь, в стране, только что вынырнувшей из-под много­летнего свинцового гнета.

– Да нет, я спрошу прямо: что вы здесь делаете?

Я могла бы сказать, что приехала на похороны моего учителя, ибо считаю, что он достоин этого. Но говорить об этом было бы неблагоразумно: хотя она не проявила ни малейшего интереса к вампирам, само слово «учи­тель» может привлечь ее внимание. А поскольку я была скована клятвой не лгать, то ответила полуправдой:

– Хочу увидеть дом, где жил писатель Мирча Эли­аде, про которого вы, должно быть, и не слыхали. Он провел большую часть жизни во Франции и был миро­вым авторитетом в области мифологии.

Девушка взглянула на часы, делая вид, что мои слова ее не интересуют.

– И речь не о вампирах. А о людях, которые… ну, скажем, идут тем же путем, что и вы.

Она потянулась за своей чашкой, но на полдороге рука ее замерла.

– Вы что – представительница властей? Или мои родители поручили вам следить за мной?

Тут уж я подумала, не прекратить ли на этом разго­вор, – ее агрессивность производила странное впечат­ление. Однако я видела ее ауру и ее тоску. Она была очень похожа на меня в ее годы. Душевные раны в свое время подвигли меня на изучение медицины, чтобы исцелять людей физически и помогать им выйти на верную дорогу в плане духовном. Я хотела сказать: «Твои раны помогут тебе, девочка», потом взять журнал и уйти прочь.

Поступи я так, Афина, быть может, избрала бы себе иную стезю и осталась жива – была бы рядом с тем, кого любила, растила бы сына, потом нянчила бы внуков. Разбогатела бы, быть может, стала владелицей компании по продаже недвижимости. У нее было все, все решительно, для того, чтобы преуспеть: она познала страдания в той мере, чтобы суметь использовать ду­шевные шрамы в свою пользу, а чтобы унять вечное ду­шевное беспокойство и двигаться дальше, требовалось лишь время – и ничего больше.

Так что же удержало меня за столиком и заставило продолжить разговор? Ответ прост – любопытство. Я не могла понять, почему этот блистающий свет вдруг замерцал здесь, в холодном холле бухарестского отеля.

И продолжала:

– Мирча Элиаде писал книги со странными назва­ниями: «Ведовство и культурные течения», например, или «Священное и мирское». Мой учитель… – эти сло­ва вырвались у меня против воли, но она не услышала или сделала вид, что не заметила, – …очень ценил его творчество. А мне что-то подсказывает, что и вам этот предмет небезразличен.

Она снова взглянула на часы.

– Мой автобус отправляется через час. Я еду в Си­биу. Постараюсь разыскать там мою мать – если вы об этом спрашиваете. Я работаю в риэлтерской фирме на Ближнем Востоке, у меня четырехлетний сын. Разве­дена. Родители живут в Лондоне. Приемные родители, разумеется. Я – подкидыш.

Она и в самом деле достигла очень высокой стадии восприятия – настолько, что отождествляла себя со мной, хоть и не отдавала себе в этом отчета.

– Да, именно это я и хотела знать.

– А стоило ли ехать в такую даль, чтобы изучить творчество какого-то писателя? Разве там, где вы живе­те, нет библиотек?

  32  
×
×