После смерти отца юная Фиби Стивен стала одной из совладелиц крупной...
Дженна Роуд не лишена таланта, но чужда амбиций. Она преподает студентам...
А шесть месяцев спустя переводы прекратились. Должно быть, Афина поняла, что шитье необходимо мне для заполнения того, что она называла «пробелами».
Мне очень хочется еще разок увидеться с нею, но я знаю – она никогда не вернется: сейчас, наверно, занимает уже какой-нибудь важный пост, вышла замуж за того, кого любила, и у меня уже, надо думать, не один внук. Кровь моя не иссякнет на этом свете, и ошибки мои будут прощены.
Самира Р. Халиль, домохозяйка
Когда Афина с радостным криком ворвалась в дом, подхватила на руки и стала тискать немного оторопевшего Виореля, я поняла, что все прошло лучше, чем ожидалось. Видно, Господь услышал мои молитвы – Афине теперь больше нечего открывать в себе, и она может наконец жить нормально, как все: воспитывать сына, снова выйти замуж и, главное, унять свою душевную лихорадку, которая ввергала ее то в безумное веселье, то в самую черную тоску.
– Мама, я люблю тебя!
Теперь пришел мой черед сжать ее в своих объятиях. Пока она была в отъезде, я не раз терзалась ужасом при мысли о том, что она пришлет кого-нибудь за Виорелем и мы с ними никогда больше не увидимся.
После того как она поела, приняла ванну, рассказала о встрече со своей родной матерью, описала мне Трансильванию (когда мы с мужем там были, я ничего, кроме сиротского приюта, не запомнила), я спросила, когда она собирается возвращаться в Дубай.
– Через неделю. Сначала мне надо будет съездить в Шотландию, встретиться там…
«С мужчиной!» – мелькнуло у меня в голове.
– С одной женщиной, – договорила Афина, заметив, наверное, мою лукаво-понимающую улыбку. – Я чувствую свое предназначение. Когда мы устроили празднование в честь жизни и природы, мне открылись вещи, о существовании которых я и не подозревала. То, что прежде я обретала только в танце, находится повсюду и везде… И у него – женское лицо: я видела его…
Тут я испугалась. Сказала, что ее предназначение – растить сына, делать карьеру, зарабатывать деньги, снова выйти замуж, почитать Бога таким, каким мы Его знаем.
Но Шерин не слушала меня.
– Это случилось там, в Трансильвании, вечером, когда мы сидели вокруг костра, пили, рассказывали какие-то забавные истории, слушали музыку. Если не считать одного случая в ресторане, я ни разу за все то время, что провела там, не испытывала необходимости в танце – как будто черпала энергию из другого источника. Да, так вот… Там, у костра, я почувствовала, что все вокруг меня – живое, все дышит и трепещет, я ощутила себя единым целым с Творением. И заплакала от радости, когда пляшущие языки пламени сложились в женское лицо – оно выражало сострадание, оно улыбалось мне…
Меня пробила дрожь – цыганские чары, дело ясное. И одновременно я вспомнила, как Шерин еще в школе говорила, что видела «женщину в белом одеянии».
– Не поддавайся этому– это козни лукавого. У тебя перед глазами всегда были хорошие примеры… Почему же ты не можешь просто жить – жить, как все люди? Нормально?
Ох, судя по всему, я поторопилась с выводом о том, что встреча с истинной матерью подействовала на Шерин благотворно. Но ожидаемой яростной вспышки не последовало – она продолжала улыбаться:
– А что такое «нормально»? Для чего папа продолжает работать как проклятый, хотя денег у нас хватит на три поколения? Он – честный, он заслужил то, что имеет, но повторяет с гордостью, что перегружен работой. Зачем? Чего он хочет добиться?
– Он достойный человек, который тяжело работал всю свою жизнь.
– Когда я жила с вами, он, приходя домой, всякий раз спрашивал, сделала ли я уроки, потом объяснял, насколько важно для мира то, что делает он, потом включал телевизор, комментировал положение в Ливане, а перед сном читал какую-то специальную литературу… Он постоянно был занят.
И ты – тоже… В школе я всегда была одета лучше всех, ты водила меня на праздники, следила, чтобы в доме было чисто и прибрано, ты всегда была ласкова со мной, ты дала мне безупречное воспитание. Но теперь, на пороге старости, скажи: что вы намерены делать со своей жизнью? Я-то уже выросла и обрела независимость.
– Будем путешествовать. Странствовать по свету, наслаждаться заслуженным отдыхом.
– Но почему не начать это прямо сейчас, когда вы с папой еще бодры и здоровы?
Я и сама задавала себе этот вопрос. Но чувствовала, что мужу нужна его работа – не для денег, а чтобы ощущать свою полезность, доказать, что и эмигрант с гордостью выполняет свои обязательства. Когда он брал отпуск и оставался в городе, ему всегда хотелось пойти в офис, поговорить с коллегами, принять какие-то решения, хотя они вполне могли бы и подождать. Я вытаскивала его в театры, кино, музеи, и он соглашался делать все, что мне хотелось, но я чувствовала – через силу, ибо по-настоящему его интересовала только фирма, дела, работа.