Победитель остается один

Повисшее в комнате молчание, кажется, можно потрогать руками.

— Виноват. Я хотел сказать — он выкарабкается. Комиссар делает пометки на листке желтой бумаги.

Он знает — времени нет. Всех благодарит, иностранцу говорит, чтобы пока не выходил: нечего давать новую пишу для слухов и фантастических предположений. Пройдя в ванную комнату, подтягивает галстук и просит Савуа сделать то же самое.

— Моррис считает, что убийца в следующий раз не станет применять яд. Когда вы уходили звонить, я кое-что прикинул и понял: он следует, может быть, и подсознательно, какой-то определенной модели поведения. Какой, как по-вашему?

Савуа и сам думал об этом по возвращении из Монте-Карло. Да, имелся некий рисунок, который, быть может, укрылся от внимания знаменитого сыщика из Скотланд-Ярда:

Жертва на скамейке: преступник подошел вплотную.

Жертва в павильоне на пляже: преступник действовал на расстоянии.

Жертва на пирсе: вблизи.

Жертва в отеле: издали.

Если следовать этой модели, следующее преступление будет совершено, когда убийца опять приблизится вплотную, вернее, так он его задумывает, если только не будет схвачен в ближайшие полчаса. Инспектору излагали все эти подробности полицейские, выезжавшие на место, причем особого значения сообщениям не придавали. А он, в свою очередь, отвечал, что это неважно. На самом же деле — более чем важно: вот он — горячий след, единственное недостающее звено в цепочке.

Сердце его бьется учащенно: сбывается мечта всей его жизни… Когда же кончится это проклятое совещание?!

— Вы слышите меня, инспектор?

— Да, господин комиссар.

— Хочу, чтобы вы уяснили себе: журналистская братия, что собралась у дверей, ждет от нас не четкого и конкретного заявления и не точных ответов на свои вопросы. На самом деле они будут из кожи вон лезть, чтобы услышать от нас то, что им нужно. Надо постараться не попасть в эту ловушку. Они явились сюда не слушать нас, а увидеть — и показать своим зрителям.

Он говорит с инспектором с видом начальственного превосходства, как человек, постигший всю мудрость человечества. Вероятно, щеголять образованностью — удел не только Морриса или судебного медика: все тщатся, пусть и не впрямую, дать понять, что как нельзя лучше разбираются в своем деле.

— И запомните: выражение лица и осанка, то, как вы держитесь и говорите, могут сказать куда больше слов. Не бегайте глазами, смотрите перед собой, плечи вниз и немного назад… Приподнятые плечи выдают внутреннее напряжение: все поймут, что у нас нет даже предположений о том, кто это сделал.

Они выходят к дверям бюро судебной экспертизы. Вспыхивают яркие лампы, протягиваются микрофоны, журналисты отталкивают друг друга, пробиваясь вперед. Через несколько минут, видя, что сумятица улеглась, комиссар извлекает из кармана листок бумаги:

— Знаменитый киноактер был отравлен цианидом — смертоносным, высокотоксичным веществом, которое может применяться в разных видах, а в данном конкретном случае — газообразном. Его коллега-режиссер остался жив по счастливой случайности: он вошел в номер, где в воздухе еще оставались элементы цианида. Служба безопасности отеля, проводившая видеонаблюдение, заметила, как постоялец зашел в номер, а через пять минут опрометью выскочил оттуда и в коридоре упал.

Комиссар не упомянул, что этот самый номер находился в «слепой зоне». Не упоминание не есть ложь.

— Сотрудники СБ отреагировали очень оперативно и немедленно направили к месту происшествия врача. Тот сразу почувствовал характерный запах горького миндаля, хотя концентрация цианида в воздухе уже не представляла опасности для жизни. Вызванная полиция прибыла через пять минут, оцепила этаж, а своевременно предпринятые действия врачей «скорой помощи», работавших в противогазах, позволили сохранить пострадавшему жизнь.

Красноречие комиссара производит на Савуа глубокое впечатление: «Должно быть, руководители такого ранга обязаны отучиться на курсах пиара», думает он.

— …Отравляющее вещество находилось в конверте, но кем он был надписан — мужчиной или женщиной — установить пока не удалось. Внутри была записка.

О том, что конверт был запечатан с помощью самой что ни на есть передовой технологии, комиссар тоже счел за благо не распространяться: один шанс на миллион, что кто-то из присутствующих журналистов узнает об этом, хотя чуть позже подобный вопрос последует неизбежно. Ни слова и о том, что за несколько часов до происшествия в отеле был отравлен еще один виднейший кинодеятель: впрочем, все полагают, будто Джавиц Уайлд скончался от сердечного приступа, хотя никто — ни один человек — не вбрасывал эту лживую версию. Как полезно бывает, что пресса порой — по лени или небрежности — приходит к собственным умозаключениям, не беспокоя полицию…