75  

С той минуты как в ответ на попытку сдаться властям ему посоветовали отдохнуть и выспаться, Игорь считал, что больше никто не помешает ему выполнить его предназначение. Его мучили другие сомнения: достойна ли Ева тех жертв, которые он собирался принести миру? И поначалу был уверен — да. Но теперь что-то иное скребло его душу и перед глазами то им дело возникал образ маленькой торговки кустарными сувенирами, виделись ее густые ресницы и невинная улыбка.

«В каждом из нас есть частица Божьего огня, — казалось, говорит ему Оливия. — Всем нам при рождении дарован был некий умысел, имя которому — Любовь. Но она не должна быть сосредоточена в одном человеке — она рассеяна по миру и ждет, когда ее откроют и обретут. Проснись, пробудись для нее. Что прошло, то не вернется. Что придет, должно быть узнано».

Он мысленно возражает ей: «Мы узнаем, что план был неверен, когда дойдем до самых отдаленных его последствий. Или когда милосердный Господь поведет нас в ином направлении».

Игорь глядит на часы: у него еще есть двенадцать часов — времени хватит, чтобы сесть в свой самолет с той, кого он любит, и вернуться в…

Куда? В Москву, к своей работе — и это после всего того, что он испытал, перестрадал, обдумал, спланировал? Или благодаря всем принесенным жертвам воскреснуть, избрать абсолютную свободу, открыть в себе нового, неведомого человека и уж с этой минуты делать лишь то, о чем мечтал, когда Ева еще была с ним?

4:34 РМ

Жасмин курит, уставившись бездумным взглядом в море. В такие минуты ей, ощущающей свое единение с бесконечностью, кажется, будто она обретает невиданное могущество и способность творить нечто чудесное.

Она вспоминает старинную притчу, неизвестно где вычитанную. Ходжа Насреддин однажды появился при дворе в роскошном тюрбане и попросил денег на благотворительность.

— Пришел просить денег, а сам носишь такой великолепный и, без сомнения, очень дорогой тюрбан, — ответил ему властелин. — Сколько стоит эта необыкновенная вещь?

— Пятьсот золотых, — отвечал ему суфийский мудрец.

— Это ложь, — прошептал на ухо повелителю его визирь. — Ни один тюрбан не может стоить таких денег.

Однако Насреддин стоял на своем:

— Я пришел сюда не только просить, но и договариваться. Я заплатил такие деньги за тюрбан, ибо знал, что во всем подлунном мире только наш повелитель сможет купить его за шестьсот золотых, чтобы полученный доход я мог обратить в пользу неимущих.

Польщенный султан выплатил требуемую сумму. А мудрец, yже выходя из дворца, сказал визирю:

— Ты прекрасно знаешь, сколько стоит тюрбан, а вот предел, до которого доводит человека его суетность, известен мне одному.

Это — в точности о том мире, что ее окружает. Она ничего не имела против своей профессии, не осуждала людей за их желания, однако все же отчетливо сознавала, что в жизни главное. И старалась обеими ногами стоять на земле, хотя искушения так и сыпались на нее.

…Кто-то, приоткрыв дверь, сообщает, что до начала показа остается всего час. Самое томительное и тяжкое время, предшествующее дефиле, миновало. Модели откладывают в сторону свои телефончики и плееры, гримеры наносят последние штрихи, парикмахеры поправляют выбившиеся пряди.

Жасмин садится перед тройным зеркалом и предоставляет себя в их распоряжение.

— Не волнуйся, — говорит парикмахер. — Подумаешь, Канны.

— А я и не волнуюсь.

Да и с чего бы ей волноваться? Наоборот, каждый раз, как она вступает на подиум, ее охватывает чувство сродни экстазу, и происходит пресловутый выброс адреналина. Стилистка расположена поболтать: она рассказывает о морщинах знаменитостей, проходящих через ее руки, предлагает новый чудодейственный крем, говорит, как от всего этого устала, спрашивает, нет ли у Жасмин лишнего приглашения на party. Та слушает все это с ангельским терпением, ибо в мыслях она сейчас далеко отсюда — на улицах Антверпена. Ей вспоминается тот День, когда она решила отыскать фотографов.

Она преодолела неизбежные поначалу трудности, и все пошло как надо.

Так же будет и сегодня. Так было, когда она вместе с матерью, мечтавшей, чтобы дочка поскорее оправилась от потрясения, и согласившейся сопровождать ее, позвонила в дверь первому фотографу — тому самому, что восхитился ею на улице. Дверь открылась, и они попали в небольшую комнату, где стоял прозрачный стол, заваленный негативами, другой стол — с компьютером — и еще что-то вроде архитекторского кульмана. Фотограф был не один: какая-то женщина лет сорока, представившаяся как координатор проектов, оглядела Жасмин с ног до головы и улыбнулась. Все четверо расселись.

  75  
×
×