Приют Грез

Свет лампы покойно лежал на красивом портрете.

И лицо на нем улыбалось.

IV

Весеннее солнце ослепительно сияло над привокзальным бульваром. Ласточки щебетали, строя свои гнезда в просторном портале, несмотря на шум и суету вокруг.

Элизабет медленно пересекала площадь перед вокзалом, когда прибыл поезд и толпа людей выплеснулась на площадь. Элизабет невольно остановилась. И вдруг почувствовала, что на нее кто-то смотрит. Пара дерзких серо-голубых глаз на загорелом лице и впрямь упорно глядели в ее сторону. Она смущенно потупилась. Потом посмотрела вслед удаляющейся стройной фигуре в сером дорожном костюме. Лицо показалось ей знакомым. Но, как ни старалась, она не могла вспомнить, кто это был.

Фриц сидел в своей мансарде и подбирал краски. Вдруг вверх по лестнице взлетели шаги, дверь распахнулась, и громовой голос воскликнул: «Фриц! Старина Фриц!» — а крепкие руки схватили его в объятия.

— Эрнст, мальчик, неужто это ты собственной персоной? Откуда ты взялся нежданно-негаданно?

— Просто взял и удрал. Покончил с этим училищем для старых дев на восемь дней раньше. Фриц, дружище, на дворе весна, разве можно в такое время зубрить контрапункт и фугу? Я больше не мог — и вот я тут. Где же девушки этого города? Немедленно их всех сюда! Мне нужны целые полчища особ женского пола!

— Спокойно, спокойно, мой мальчик. В маленьком городке жизнь течет тихо. А у тебя бешеный темп. Может, тебе стоит сперва освежиться и выпить чашечку кофе?

— Идет! Ты прав! Нужное и практичное вечно вылетает у меня из головы. Итак, вторгаюсь в твою святая святых и потоками радоновых вод провинциального городка начисто вымываю из головы грешные мысли большого города. А потом — чаю, Фриц! Только настоящего, крепкого, какой бывает только в твоем Приюте Грез! Идет?

Уже через секунду он плескался и фыркал за стеной, пока Фриц накрывал к чаю.

— Ну, Эрнст, а теперь давай рассказывай.

— Чего там рассказывать! Это дело для старых баб! Займусь им, когда состарюсь, поседею и дряхлым беззубым старцем засяду за мемуары. Но чтобы теперь? Я здесь! И этим все сказано!

Фриц добродушно улыбнулся:

— Еще успеешь наговориться.

— А вот ты, Фриц, давай выкладывай. Как у тебя дела? Как твои картины? Все закончил? Доволен?

— Я обрел модель для моей большой картины и вместе с тем новую молодую и прелестную приятельницу.

— Она хороша собой?

— В высшей степени.

Эрнст радостно присвистнул.

— И чиста как ангел, Эрнст!

— Чиста? Чиста… — он посерьезнел. — Это много. Или даже все… Ты ее любишь, Фриц?

— Как тебя, Эрнст.

— В таком случае — пусть она будет мне сестрой.

— Так я и знал, Эрнст. Спасибо.

— Ну, это же само собой разумеется, Фриц.

— Сколько времени ты здесь пробудешь?

— О, сколько вздумается. До смерти надоело жать на педаль. Хочу в Лейпциг — там мне дадут последнюю шлифовку. А как дела у Фрида? Он сейчас здесь, да?

— Да, вот уже несколько недель. Он закончил курс в Дюссельдорфе и теперь трудится тут. Получил заказ на две крупные картины, а кроме того, рисует узоры для фабрики обоев. Между делом продает также экслибрисы, монотипии, а чаще — рисунки пером и силуэты из черной бумаги, оформляет книги, — в общем, дела у него идут неплохо.

— Рад слышать. А что у Паульхен?

— Как всегда непоседлива и любит перечить, торопится стать взрослой и действительно скоро станет.

— Пойдешь со мной на вокзал, Фриц? Хочу забрать чемоданы.

Они не спеша двинулись к вокзалу, оживленно беседуя. Внезапно на них налетел щебечущий и пахнущий духами ураган: Паульхен!

— Эрнст! Ты ли это или твой дух?

— И то и другое, Паульхен. Ибо мужчина всегда держит свой дух при себе, в то время как у молоденькой девицы весь ее дух в без-дух-овности.

— Вот это да! — охнул Фриц.

— Дядя Фриц, видишь, он опять задирается! Фу, Эрнст!

— Куда ты направляешься в этом восхитительном розовом облаке газа, Паульхен?

— На гулянье, дорогой дядя Фриц.

— На гулянье? — переспросили оба разом. — А что это?

— Ну, на променад, если тебе так будет понятнее, господин Эрнст, на главной улице гулянье с половины шестого до половины седьмого.

— Ах, вот оно что, понял, — заметил Эрнст, — раньше мы называли это Гусиный луг.

— Помолчи, противный. До свиданья, дядя Фриц. — Паула убежала, но тотчас вернулась: — До свиданья, Эрнст.