Триумфальная арка

Девушки, сгорая от любопытства, сгрудились вокруг кассы. Роланда снова нажала на клавиши. Один франк семьдесят пять сантимов.

– А что у вас можно получить за один франк семьдесят пять сантимов? – спросила Маргарита, по кличке «Кобыла».

Роланда подумала.

– Рюмку «дюбонне» и два «перно».

– А сколько стоит рюмка «амер пикон» и кружка пива?

– Семьдесят сантимов.

Касса зажужжала. Ноль франков семьдесят сантимов.

– Дешево, – сказала Кобыла.

– У нас все должно быть дешевле, чем В.Париже, – ответила Роланда.

Девушки сдвинули плетеные кресла вокруг мраморных столиков и осторожно уселись. Оправив свои вечерние платья, они вдруг преобразились в будущих посетительниц кафе Роланды.

– Мадам Роланда, дайте нам, пожалуйста, три чашки чаю с английским бисквитом, – сказала Дэзи, хрупкая блондинка, пользовавшаяся особенным успехом у женатых мужчин.

– Семь франков восемьдесят. – Роланда нажала на клавиши. Касса сработала. – Сожалею, но английский бисквит очень дорог.

Кобыла сидела за другим столиком. После напряженного раздумья она взглянула на Роланду.

– Две бутылки «поммери», – торжествующе произнесла она. Маргарита любила Роланду и хотела сделать ей приятное.

– Девяносто франков. У нас очень хороший «поммери».

– И четыре рюмки коньяка! – фыркнула Кобыла. – Сегодня у меня день рождения.

– Четыре франка сорок.

Касса снова затрещала.

– И четыре кофе с безе.

– Три франка шестьдесят.

Кобыла с восторгом посмотрела на Роланду. Больше она ничего не могла придумать.

Девушки сгрудились вокруг кассы.

– На сколько же вы сейчас наторговали, мадам Роланда?

Роланда показала чеки.

– На сто пять франков восемьдесят сантимов.

– А чистый доход?

– Франков тридцать. Главным образом за счет шампанского. Только на нем и можно заработать.

– Неплохо! – откликнулась Кобыла. – Даже очень хорошо! Пусть вам всегда везет, как сегодня.

Роланда вернулась к Равику. Глаза ее сияли, как могут сиять лишь глаза любовников и удачливых коммерсантов.

– Прощай, Равик. Не забудь, о чем я тебе говорила.

– Не забуду. Прощай, Роланда…

Она удалилась, сильная, статная, с ясной головой – будущее было для нее просто, а жизнь хороша.

Равик сидел вместе с Морозовым перед рестораном «Фуке». Девять часов вечера, все столики на террасе были заняты. Где-то вдали за Триумфальной аркой белым, холодным светом горели два фонаря.

– Крысы бегут из Парижа, – сказал Морозов. – В «Энтернасьонале» пустуют три номера. Такого не бывало с тридцать третьего года.

– Их скоро займут другие беженцы.

– Какие же?..

– Французы, – сказал Равик. – Из пограничных районов. Как в прошлую войну.

Морозов поднял рюмку и увидел, что она пуста. Он подозвал кельнера.

– Еще графин «пуйи»… Что же будет с тобой, Равик?..

– Ты хочешь, чтобы и я на манер крысы?..

– Вот именно.

– Нынче и крысам нужны паспорта. И визы. Морозов укоризненно посмотрел на него.

– А разве до сих пор они у тебя были? И все-таки ты жил в Вене, в Цюрихе, в Испании и в Париже. Но теперь тебе пора исчезнуть.

– Куда? – спросил Равик, он взял графин, принесенный кельнером, и налил в холодную, запотевшую рюмку легкого вина. – Может быть, в Италию? Там меня поджидает гестапо. На самой границе… В Испанию? Там фалангисты.

– В Швейцарию.

– Швейцария слишком мала. В Швейцарии я был трижды. Всякий раз полиция через неделю задерживала меня и высылала обратно во Францию.

– Ну, а если в Англию? Поедешь из Бельгии зайцем.

– Ничего не выйдет. Поймают в порту и отправят обратно в Бельгию. А Бельгия – страна, противопоказанная эмигрантам.

– В Америку тебе не попасть. Как насчет Мексики?

– Беженцев там полным-полно. Да и пускают только тех, у кого есть хоть какое-то подобие документа.

– А у тебя вообще ничего?

– В тюрьмах, где я сидел под различными фамилиями за нелегальный переход границы, мне давали справки об освобождении. Сам понимаешь, это не лучшие документы. Я их тут же уничтожал.

Морозов ничего не ответил.

– Больше бежать некуда, старина, – сказал Равик. – Возможность бежать рано или поздно кончается.

– Ты, конечно, знаешь, что тебя ждет, если начнется война?

– Еще бы. Французский концлагерь. Он, безусловно, будет довольно скверным – ведь ничего не подготовлено.

– А дальше что?

Равик пожал плечами.