Триумфальная арка

– Только в них и чувствуешь себя в полной безопасности, Борис. Если вести себя как беженец, попадешься в два счета. Уж кто-кто, а ты, обладатель нансеновского паспорта, мог бы это знать.

– Верно. С кем ты будешь ужинать? Уж не с германским ли послом? В качестве его протеже?

– С Кэт Хэгстрем.

Морозов присвистнул.

– Кэт Хэгстрем? – сказал он. – Разве она здесь?

– Приезжает завтра утром. Из Вены.

– Хорошо. Тогда я наверняка увижу тебя у нас.

– Может, и не увидишь.

Морозов развел руками.

– Исключено! Когда Кэт Хэгстрем в Париже, ее штаб-квартира «Шехерезада».

– На сей раз дело обстоит иначе. Она приезжает, чтобы лечь в клинику. В ближайшие дни ей предстоит операция.

– Тогда тем более придет. Ты ничего не понимаешь в женщинах. – Морозов сощурил глаза. – А может, не хочешь, чтобы она пришла?

– С чего ты взял?

– Только сейчас мне пришло в голову, что ты не был у нас с тех пор, как направил ко мне ту самую женщину. Жоан Маду. Думается, тут не простое совпадение.

– Ерунда. Я даже не знаю, устроилась ли она здесь, она вам пригодилась?

– Да. Сначала пела в хоре. А теперь у нее маленький сольный номер. Две-три песенки.

– Ну как она, освоилась?

– Конечно. Почему бы нет?

– Она была в совершенном отчаянии, бедняжка.

– Как ты сказал?

– Я сказал: бедняжка.

Морозов улыбнулся.

– Равик, – проговорил он отеческим тоном, и на его лице внезапно отразились степи, дали, луга и вся мудрость мира. – Не говори глупостей. Она порядочная стерва.

– Как-как? – переспросил Равик.

– Стерва. Не б… а именно стерва. Был бы ты русским, понял бы.

Равик рассмеялся.

– Ну, тогда она, наверно, очень изменилась. Прощай, Борис. И да благословит тебя Бог.

VII

– Когда я должна лечь на операцию, Равик? – спросила Кэт Хэгстрем.

– Когда хотите. Завтра, послезавтра, когда угодно. Днем позже, днем раньше – не имеет значения.

Она стояла перед ним, по-мальчишески стройная, уверенная в себе, хорошенькая и уже не очень молодая.

Два года назад Равик удалил ей аппендикс. Это была его первая операция в Париже. Она принесла ему удачу. С тех пор у него все время была работа, и полиция ни разу не беспокоила его. Он считал Кэт Хэгстрем своего рода талисманом.

– На этот раз мне страшно, – сказала она. – Не знаю почему, но страшно.

– Пустяки. Обычная операция.

Она подошла к окну и посмотрела во двор отеля «Ланкастер». Могучий старый каштан простер к мокрому небу свои старые руки.

– Дождь, – проговорила она. – Я выезжала из Вены – шел дождь. Проснулась в Цюрихе – по-прежнему дождь. А теперь здесь… – Она задернула портьеры. – Не знаю, что со мной творится. Наверно, старею.

– Так кажется всегда, когда ты еще молод.

– Почему мне так не по себе? Ведь две недели назад я развелась. Надо бы радоваться. А я такая усталая. Все повторяется, Равик. Почему?

– Ничто не повторяется. Повторяемся мы, вот и все.

Она улыбнулась и присела на диван около искусственного камина.

– Хорошо, что я снова здесь, – сказала она. – Вена стала безрадостной казармой. Немцы растоптали город. Австрийцы им помогли. И австрийцы тоже, Равик. Австрийский нацист – мне это казалось противоестественным. Но я сама видела их.

– Ничего удивительного. Власть – самая заразная болезнь на свете.

– Да, и сильнее всего уродующая людей. Потому-то я и развелась. Очаровательный бездельник, за которого я вышла замуж два года назад, вдруг превратился в рычащего штурмфюрера. Он заставлял старого профессора Бернштейна мыть улицы, а сам смотрел и хохотал. Того самого Бернштейна, который год назад излечил его от воспаления почек. И все потому, что гонорар был якобы слишком велик. – Кэт скривила губы. – Гонорар, уплаченный мною, а не им.

– Вот и радуйтесь, что избавились от него.

– Он требовал двести пятьдесят тысяч шиллингов за развод.

– Дешево, – сказал Равик. – Все, что можно уладить с помощью денег, обходится дешево.

– Он ничего не получил. – Кэт подняла голову. У нее было узкое, безукоризненно очерченное лицо. – Я высказала ему все, что думаю, о нем, о его партии, о его фюрере и предупредила, что теперь буду говорить это открыто. Он пригрозил мне гестапо и концентрационным лагерем. Я высмеяла его. Сказала, что, пока я американка и нахожусь под защитой посольства, со мной ничего не случится, а вот ему не поздоровится, ведь он на мне женат. – Она рассмеялась. – Об этом он не подумал. А тут испугался и перестал чинить мне препятствия.