99  

– Когда я увидела тебя, Равик… так неожиданно… – сказала она, – я ни о чем другом не могла думать. Просто не могла. А когда ты ушел – испугалась, что никогда больше не увижу тебя. Сначала ждала – а вдруг ты вернешься в «Клош д'Ор». Мне казалось, ты вернешься. Почему ты не вернулся?

– А к чему было возвращаться?

– Я пошла бы с тобой.

Он знал, что она сказала неправду, но не хотел думать об этом. Он вообще не хотел теперь ни о чем думать. Раньше он бы не поверил, что ее приход успокоит его. Он не понимал, зачем она пришла и чего хотела. Но неожиданно он почувствовал какое-то странное, глубокое успокоение. Она была здесь, и этого было достаточно. Что же это такое? – подумал он. – Неужели я снова теряю самообладание, снова погружаюсь во мрак и попадаю под власть воображения? Опять в висках стучит кровь, опять на меня надвигается опасность?

– Мне казалось, ты хочешь уйти от меня, – сказала Жоан. – Да ты и хотел! Скажи правду. Равик молчал.

Она смотрела на него, ожидая ответа.

– Я это знала! Знала! – повторяла она с глубокой убежденностью.

– Дай мне еще рюмку кальвадоса.

– А это кальвадос?

– Да. Разве ты не заметила?

– Нет.

Наливая рюмки, она положила руку ему на грудь, и он вдруг почувствовал, что ему нечем дышать. Она взяла свою рюмку и выпила ее.

– Да, это действительно кальвадос.

Она снова взглянула на него.

– Хорошо, что я пришла. Знала, что это будет хорошо.

Стало еще светлее. Послышался тихий скрип ставен. Поднялся утренний ветерок.

– Ведь правда хорошо, что я пришла? – спросил она.

– Не знаю, Жоан.

Она склонилась над ним.

– Нет, знаешь. Должен знать.

Он видел над собой лицо Жоан, ее волосы касались его плеч. Знакомая картина, подумал Равик, бесконечно чужая и близкая, всегда одна и та же и всегда новая. Он видел, что кожа у нее на лбу шелушится, видел, что она небрежно накрасилась – к верхней губе прилипли кусочки помады. Он смотрел на ее лицо, заслонившее весь мир, вглядывался в него и понимал, что только фантазия влюбленного может найти в нем так много таинственного. Он знал – есть более прекрасные лица, более умные и чистые, но он знал также, что нет на земле другого лица, которое обладало бы над ним такой властью. И разве не он сам наделил его этой властью?

– Да, – сказал он. – Это хорошо. В любом случае хорошо.

– Я не пережила бы этого, Равик…

– Чего бы ты не пережила?

– Если бы ты ушел от меня. Ушел навсегда.

– Но ведь ты уже решила, что я никогда не вернусь. Ты сама сказала…

– Это разные вещи. Живи ты в другой стране, мне казалось бы, что мы просто ненадолго расстались. Я могла бы приехать к тебе. Я знала бы, что всегда смогу приехать. А так, в одном городе… Неужели ты не понимаешь меня?

– Понимаю.

Она выпрямилась и откинула назад волосы.

– Ты не смеешь оставлять меня одну. Ты отвечаешь за меня.

– Разве ты одна?

– Ты отвечаешь за меня, – повторила она и улыбнулась.

Какую-то долю секунды ему казалось, что он ненавидит ее, ненавидит за эту улыбку, за ее тон.

– Не болтай глупостей, Жоан.

– Нет, ты отвечаешь за меня. С нашей первой встречи. Без тебя…

– Хорошо. Видимо, я отвечаю и за оккупацию Чехословакии… А теперь хватит. Уже рассвело. тебе скоро идти.

– Что ты сказал? – Она широко раскрыла глаза. – Ты не хочешь, чтобы я осталась?

– Не хочу.

– Ах вот как… – произнесла она тихим, неожиданно злым голосом. – Так вот оно что! Ты больше не любишь меня!

– Бог мой, – сказал Равик. – Этого еще не хватало. С какими идиотами ты провела последние месяцы?

– Они вовсе не идиоты. А что я, по-твоему, должна была делать? Торчать у себя в номере, глядеть на пустые стены и медленно сходить с ума?

Равик слегка приподнялся на постели.

– Прошу тебя, не надо исповеди, – сказал он. – Мне это неинтересно. Я хочу лишь одного – чтобы наш разговор был чуточку содержательней.

Она с недоумением посмотрела на него. Ее рот и глаза, казалось, стали совсем плоскими.

– Почему ты ко мне вечно придираешься? Другие этого не делают. У тебя все вырастает в проблему.

– Возможно.

Равик отпил глоток кальвадоса и снова лег.

– Но это действительно так, – сказала она. – Никогда не знаешь, чего ждать от тебя. Ты заставляешь говорить вещи, которые не хочется говорить. А потом сам же набрасываешься на меня.

Равик глубоко вздохнул. О чем это он только что подумал? Да… Темный мирок любви, власть воображения – как быстро сюда можно внести свои поправки! И люди это делают. Неизменно делают сами. Старательнейшим образом они разрушают свои же мечты. Да и могут ли они иначе? Действительно, в чем их вина? Они кажутся себе красивыми, потерянными, гонимыми… Где-то глубоко под землей находится гигантский магнит – а на поверхности пестрые фигурки, полагающие, что они наделены собственной волей, собственной судьбой… Могут ли они иначе? И разве он сам не таков? Еще не поверивший, еще цепляющийся за соломинку осторожности и дешевого сарказма, но уже точно знающий все, что неизбежно должно случиться.

  99  
×
×