Немые и проклятые

— Ты выполнил обещание?

— Да Себастьян никогда не интересовался наркотиками. У него были свои способы отгораживаться от мира.

— Какие, например?

— Он называл это «бегством к невинности и красоте». У него в квартире была комната, куда не доходили свет и звуки. Я обычно там кололся. Он нарисовал на потолке точки светящейся краской. Ты словно был окутан бархатистой ночью. Он лежал там, слушал свою музыку и записи стихов, которые сам начитывал.

— Когда он обустроил эту комнату?

— Как только Пабло купил квартиру… пять или шесть лет назад.

— Почему Пабло купил ему эту квартиру?

— Вместе им жилось непросто. Они воевали… словесно. Потом переставали разговаривать друг с другом.

— Пабло когда-нибудь бил Себастьяна?

— Ни разу не слышал.

— А твой отец?

Молчание.

— Я имею в виду, когда он жил в вашей семье, — сказал Фалькон.

Казалось, Сальвадор стал задыхаться. Феррера встала сзади и успокаивала его, положив руки на плечи.

— Ты хотел бы помочь Себастьяну? — спросил Фалькон.

Сальвадор кивнул.

— Здесь нечего стыдиться, — сказал Фалькон. — Все, что ты скажешь, будет использовано только в помощь Себастьяну.

— Есть, чего стыдиться, — чуть не выкрикнул он неожиданно зло, ударив себя в грудь.

— Мы здесь не затем, чтобы тебя осуждать. Это не суд моралистов, — сказала Феррера. — Всякое случается с нами в юности, и мы никак не можем…

— С тобой-то что случилось? — повысил голос Сальвадор, отстраняясь от ее рук. — Какого хрена с тобой хоть раз случилось? Ты долбаная полицейская баба. Ничего никогда с тобой не случалось. Ты знать не знаешь, что происходит в этой жизни. Ты из благополучного мира. Я это чую, как запах твоего мыла. Ты покидаешь благополучный мир и только мимоходом касаешься поверхности среды, в которой мы живем. Ловишь людей за их мелкие грешки. Ты понятия не имеешь, каково оно — с той стороны.

Феррера отошла от него. Сначала Фалькон подумал, что она потрясена, обижена, но она просто подчеркивала свое присутствие. Она что-то говорила Сальвадору своим молчанием, и он не мог поднять на нее глаз. Атмосфера в комнате для допросов не накалилась бы так, разденься она догола.

— Из-за моей работы и моего вида ты решил, что со мной никогда ничего не случалось?

— Ну давай, — издевательским голосом начал Сальвадор, подначивая ее, — расскажи, что с тобой стряслось, крошка полицейский!

Феррера молчала некоторое время, взвешивая ответ в уме.

— Я не обязана с тобой делиться, — заговорила она. — И мне не хотелось бы посвящать в это своего начальника. Но тебе я расскажу, потому что ты должен знать, какие постыдные вещи случаются с другими, даже с крошками полицейскими, и что они способны об этом говорить, и люди их не осудят. Сальвадор, ты меня слушаешь?

Их взгляды встретились, и он кивнул.

— Прежде чем прийти в полицию, я была послушницей. Это старший инспектор про меня знает. Еще он знает, что я встретила мужчину и забеременела. Я оставила монастырь и вышла замуж. Но есть еще кое-что, чего он не знает, чего я очень стыжусь, и мне будет дорого стоить рассказать об этом при нем.

Сальвадор не отвечал. Звенящее молчание повисло в комнате. Феррера набрала в грудь воздуха. Фалькон сомневался, что хочет это услышать, но было слишком поздно — она приняла решение.

— Я родом из Кадиса. Это портовый город, населенный грубыми людьми. Жила с матерью. Даже она не знала, что я познакомилась с мужчиной. Я собиралась рассказать монахиням, что произошло в моей жизни, и решила, что сначала пойду к любимому мужчине и поговорю с ним. Я все еще была девственницей, верила в святость брака и считала, что должна прийти к нему нетронутой. Когда в ту ночь я шла к своему возлюбленному, на меня напали двое мужчин и изнасиловали. Все произошло очень быстро. Я не сопротивлялась. Я была унизительно слабой и маленькой в их руках. За десять минут они сделали, что хотели. Я добрела назад, в квартиру матери. Она уже спала. Я приняла душ и легла в постель, дрожащая и раздавленная. Проснулась в надежде, что это был дурной сон, но все тело болело, и стыд переполнял меня. Через неделю, когда зажили синяки, я легла в постель с возлюбленным. На следующий день сообщила монахиням, что ухожу. Я до сих пор не уверена, кто отец моего первенца.

Феррера нащупала стул и рухнула на него, так что он покачнулся. Она выглядела обессиленной.