Немые и проклятые

Фалькон вызвал в сад Фелипе, и тот явился со своим чемоданчиком.

— Не многое из этого мы сможем спасти, — сообщил он, осмотрев полуистлевшую бумагу через специальные очки. — Да и сможем ли вообще?

— Похоже на письма, — сказал Фалькон.

— Получается разобрать только отдельные слова, но почерк округлый, похож на женский. Я их сфотографирую, пока все не рассыпалось.

— Скажи, какие слова ты разбираешь.

Фелипе прочитал несколько слов, подтвердив, что писано по-испански, и сделал несколько снимков цифровой камерой. Обугленный листок раскрошился, стоило ткнуть его ручкой. Разглядел обрывок фразы «en la escuela» — в школе, а больше ничего. В самом низу кучи Фелипе наткнулся на бумагу иного качества. Он выудил из черных хлопьев прозрачные останки.

— Современная фотография. Они очень хорошо горят. Химическое покрытие пузырится, когда бумага под ним сгорает. Вот и все, что остается. Старые фотографии не так легко сжечь. Бумага плотнее, добротнее.

Фелипе вытащил листок с завернутыми черными блестящими краями, но сохранивший в середине изображение. Он перевернул его и увидел черно-белый портрет девочки. Позади стояла женщина, чье присутствие обозначалось только рукой с кольцом, лежащей на плече девочки.

— Ее можно датировать?

— Профессиональные фотографы в Испании пользовались такой бумагой много лет назад. Но это может быть и любительский снимок. Или он сделан за границей, где такую еще используют. Так что… датировать сложно, — сказал Фелипе. — Прическа девочки выглядит немного старомодной.

— Шестидесятые, семидесятые? — спросил Фалькон.

— Вполне вероятно. Она не похожа на деревенского ребенка. И женская рука на плече явно не знала физической работы. Я бы сказал, что это обеспеченные иностранцы. У меня есть двоюродные сестры в Боливии, они примерно так же выглядят. Как бы сказать… немного несовременно.

Они упаковали остатки фотографии, нашли тень и отряхнулись от пепла.

— Старые письма и фотографии сжигают, когда наводят порядок в доме, — предположил Фелипе.

— Или в голове, — сказал Фалькон.

— Может быть, он все-таки покончил с собой, а мы невесть что накручиваем?

— Зачем все это сжигать? — ответил Фалькон вопросом на вопрос. — Болезненные воспоминания. Часть жизни, о которой не должна узнать жена…

— Или часть жизни, о которой не должен узнать сын, — сказал Фелипе. — Даже после смерти отца.

— Возможно, этот материал мог стать опасным, попади он не в те руки.

— В чьи руки?

— Пока не знаю. Но согласись: такие вещи сжигают, если они несут боль, позор или опасность.

— А если это всего-навсего детская фотография его жены? — сказал Фелипе. — Что бы ты на это сказал?

— Родителей сеньоры Веги уже нашли? — спросил Фалькон. — За мальчиком действительно лучше присматривать им, чем сеньоре Хименес.

Фелипе сказал, что поисками занимается Перес. Они прошли к дому садовника. Дверь оказалась не заперта. Две душные комнаты. Вещей практически нет. Матрас наполовину свисает с кровати, как будто садовник что-то под ним хранил и был вынужден спешно вытаскивать. Или просто выносил его наружу и спал на воздухе? Еще в спальне имелся перевернутый вверх дном ящик, служивший прикроватным столиком. В кухне — газовая плитка, работающая от баллона. Холодильника нет, в буфете только концентраты.

— Не очень-то похоже на роскошные хоромы Веги, — протянул Фелипе.

— Лучше жить так, чем в Трес-Миль-Вивьендас,^[6] — откликнулся Фалькон. — А вот сбежал он зачем?

— Аллергия на полицию, — авторитетно заявил Фелипе. — У этих ребят начинается приступ астмы при виде цифр ноль-девять-один на стене телефонной будки. А тут труп… К чему болтаться рядом, нарываясь на неприятности? Резонно?

— А может, он что-то или кого-то видел, — сказал Фалькон. — Он мог знать, что сеньор Вега жег свои бумаги. Мог видеть его стоящим босиком в саду. Мог даже видеть, что случилось прошлой ночью.

— Я сниму несколько отпечатков и прогоню через компьютер, — пообещал Фелипе.

Фалькон направился к дому, рубашка липла к спине. Он позвонил Пересу на сотовый.

— Ты где? — спросил Фалькон.

— Сейчас я в больнице, инспектор.

— Я оставил тебя обыскивать гараж и двор вокруг дома.

— Я обыскал.

— Как насчет сгоревших бумаг на решетке?

— Их сожгли. Я это записал.

— Ты поранился?

---

6 Трес-Миль-Вивьендас — самый криминогенный район в Севилье.