Немые и проклятые

— Судебные ошибки случаются часто?

— Речь не об ошибке! — защищаясь, ответил Фалькон. — Если улики неубедительны, а вина преступника очевидна, тогда с помощью нюансов и акцентов полиция и обвинение обеспечивают «верный» приговор.

— Но здесь не тот случай, так? — уточнила Агуадо. — Жертву вынудили дать не вполне справедливое описание случившегося.

— Приговор суда не подвергался сомнению. Они хотели обеспечить максимальный срок, но… не хочу вдаваться в детали и переходить на личности, — сказал Фалькон. — Главное, что я и не вспоминал об этом случае, пока не увидел сон, и все же проснулся, четко понимая, что хочу помочь этому юноше, которого со мной ничто не связывает.

— Это хорошо, — сказала Агуадо.

— Я тоже так считаю. Депрессия отвратительна тем, что ты не можешь думать ни о чем, кроме самого себя. Я рад отделаться от самосозерцания.

— Почему ты начал вспоминать о деле Себастьяна Ортеги?

— Здесь несколько интересных завязок. Первое: Пабло Ортега дружил с Франсиско Фальконом. Мы даже встречались раньше, когда мне было восемнадцать, но я его не помню. Как и Франсиско, это личность харизматическая, способная на немыслимые перепады эмоций. Второе: мне удалось поймать Ортегу не то чтобы на лжи, но на явном передергивании фактов. Он страшно зол, раздражен, и где правда, а где актерская игра — кто знает? Возможно, он утаивает что-то сам от себя. Третье: один из соседей Пабло заявил, что считает его либо гомосексуальным, либо асексуальным типом.

— Боже… мы говорим об актере Пабло Ортеге?

— Да, но не бросайся звонить в «Севильский вестник», — ответил Фалькон. — Он не переживет, если это всплывет.

— Можно заметить аналогию с твоей историей, — сказала она.

— Вероятно, я подсознательно отождествил себя с Себастьяном, вот и хочу ему помочь.

— И почему же?

— Потому что хочу помочь самому себе.

— Это хорошо, Хавьер, — обрадовалась Агуадо. — Но давай вернемся к Пабло Ортеге…

— Предположение о его гомосексуальности — чепуха, нет доказательств. Личное мнение свидетеля.

— Меня не это интересует, — сказала она. — Почему Пабло Ортега так злился?

— Он зол на следователя Кальдерона…

— Так это он работал с делом Себастьяна Ортеги?

— Ты меня расколола.

— Помню, ты говорил, когда расследовали убийство Хименеса, что Кальдерон тебе нравится. И что он был одним из немногих, на кого ты смотрел как на возможного друга, приехав сюда из Барселоны.

— Это было до того, как я узнал, что он встречается с Инес.

Пальцы Алисии дрогнули на его пульсе, когда он произнес это имя.

— Ты что-то узнал об Инес?

— Вчера он сказал, что они скоро собираются пожениться, — ответил Фалькон. — Я чуть не позвонил тебе.

— Мы закончили с Инес.

— Я думал, что закончили.

— Ты ожидал, что они поженятся, — напомнила Алисия Агуадо. — И сказал, что принимаешь это.

— Саму идею — да, пожалуй.

— А в реальности все иначе?

— Я удивился тому, какую боль я ощутил, услышав эту новость.

— Ты с ней свыкнешься.

— Поэтому я и не позвонил, — пробормотал Фалькон. — Но сегодня вечером, перед тем как пойти к тебе, я обнаружил ее фотографию на доске для заметок — с булавкой, воткнутой в горло.

Напряженная тишина. Фалькону казалось, он чувствует дрожь Алисии.

— Ты ее приколол? — спросила она.

— Это меня и тревожит, — ответил он. — Я не знаю.

— Считаешь, ты мог сделать это бессознательно?

— Я даже не знаю эту фотографию.

— А другие снимки?

— На прошлой неделе я купил цифровую камеру. До вчерашнего дня на службе было затишье, я ходил по улицам, снимал, осваивался с техникой, а затем сгружал все в компьютер. Одни кадры стирал, другие распечатывал, кое-что выбрасывал. В общем, валял дурака. Так что… трудно сказать наверняка. Может быть, я снял ее, сам того не понимая. Мы живем недалеко друг от друга. Я случайно встречаю ее на улице, как водится в Севилье.

— Как иначе фотография могла попасть на доску?

— Не знаю. Вчера вечером я здорово напился и отключился…

— Не стоит так волноваться из-за этого.

— Ну и как по-твоему, что это значит? — спросил Фалькон. — Мне не нравится мысль, что мое сознание действует отдельно от меня. У меня есть печальный пример — одна из жертв в моем нынешнем деле.

Фалькон рассказал про странную записку Веги, скопированную его же собственной рукой.