Немые и проклятые

— Сеньор Ортега упоминал, что Рафаэля страшно разочаровало американское понимание преданности, — сказал Фалькон. — Они ваши друзья, пока от вас есть польза, так он считал. Не знаете, почему у него сложилось такое мнение?

— Полагаю, дело в бизнесе. Он никогда не говорил о деталях. Очень высоко ценил доброе имя. Он, по-видимому, придерживался строгих принципов, которые по нынешним меркам кажутся довольно старомодными. Его ужасал более практичный американский подход: честь хороша, пока не начинаешь терять деньги, тогда можно и с принципами расстаться.

— Тут что-то более личное. Рафаэль не был бы таким успешным, не придерживаясь в денежных вопросах, скажем, свободных нравственных принципов. Он женился из деловых соображений.

Согласно своим принципам, дав слово, он не бросил бы жену из-за ее душевной болезни, но они были достаточно свободными, чтобы жениться и тут же наложить руки на имущество.

— Тогда сами попробуйте объяснить, — предложил Марти.

Фалькон пролистал свои заметки.

— Пабло Ортега процитировал его слова: «Как только вы перестанете приносить доход или давать информацию, вас отшвырнут, как камень, попавшийся под ногу».

— Звучит странно, словно о каком-то промышленном шпионаже. Деньги. Информация. Если Вега этим занимался, не представляю, на какое доброе имя он мог рассчитывать в этом мире.

— А может быть, дело в политике? — спросил Фалькон. — Вы ведь в основном говорили о политике.

— Не могу представить, чтобы здесь, в Севилье, он погиб из-за политики.

— Вы что-нибудь знаете о русских инвесторах Веги?

— Знаю, что они есть, и это все. Я архитектор. Я делаю чертежи, занимаюсь практическими вопросами, но с инвесторами не встречаюсь. Это происходит на более высоком уровне.

— Эти русские — известные мафиози, они совершенно точно отмывали деньги на строительстве сеньора Веги.

— Не исключено. Такова природа строительной промышленности. Но я об этом ничего не знаю. Мое дело — творчество.

— Можете представить причину, по которой русские захотели бы убить сеньора Вегу?

— Он их обманывал? Обычно мафия за это убивает. Это будет трудно доказать.

— Нам угрожали, — сказал Фалькон. — Вам никто не угрожал?

— Пока нет.

Даже если Марти Крагмэн нервничал, Фалькону он этого не показал: ног со стола не снял, держался по-прежнему раскованно.

— Сеньор Крагмэн, почему вы уехали из Америки? — спросил Фалькон, переходя к третьей намеченной теме разговора.

— Об этом вы уже спрашивали.

— Теперь, когда мы знаем историю с Резой Сангари, ответ будет иным.

— Тогда он вам уже известен.

— Я хочу услышать его от вас.

— Мы решили, что для сохранения наших отношений лучше уехать подальше от мест, где случилась та история. Мы оба любим Европу. Думали, что простая жизнь нас сблизит.

— Ну, какая же это простая жизнь? Большой город, работа, дом в Санта-Кларе.

— Мы пытались начать с маленького домика в Провансе. Не получилось.

— А здесь все получилось?

— Это очень личный вопрос, инспектор, — сказал Марти. — Но если вам нужно знать, все хорошо.

— Вы почти на двадцать лет старше жены. Это когда-нибудь вызывало проблемы?

Марти поерзал в кресле, впервые за всю беседу он забеспокоился.

— Мужчины реагируют на Мэдди. Предсказуемо и скучно. У нас с Мэдди первый контакт был на этом уровне, — постучал он себя по лбу. — Я удивил ее и продолжаю удивлять. Можете назвать эту модель как угодно: отец— дочь или учитель— ученица. Я просто знаю, что она действует и будет действовать дальше, потому что, в отличие от остальных, я способен думать о чем-то, кроме ее прелестей.

— Значит, история с Резой Сангари была… неожиданной? — спросил Фалькон, чувствуя, как в комнате нарастает напряжение.

Марти Крагмэн откинулся на спинку кресла, сцепив на тощем животе длинные артистичные пальцы. Он уставился на Фалькона черными, глубоко посаженными глазами и кивнул.

— Сеньор Крагмэн, вы ревнивый человек?

Молчание.

— Вас нервирует, когда жена разговаривает с другими мужчинами, смеется, увлекается ими?

Нет ответа.

— Не удивило ли вас нечто в самом себе, когда вы узнали про измену жены?

Марти нахмурился, задумался и спросил:

— Что вы имеете в виду под словом «нечто»?

— Что вы, интеллектуал, прирожденный политик, мыслящий человек, можете быть… необузданным?