21  

Выступления сменились пластинками. Как только заиграла зажигательная конга, Ракель вскочила со своего места. Едва они оказались на танцплощадке, как она обвилась вокруг него. Танцуя, Ракель прижалась к Малко грудью. Она извивалась всем телом, наподобие кобры в брачный период. После третьей конги Малко сказал себе, что он не сможет вести себя хорошо... Ракель, целуя его в шею, казалось, не отдавала себе отчета в том, какое она на него оказывала действие.

— Пойдем в другое место, — высказал идею Малко.

Она не стала возражать. Еще чуть-чуть, и он взял бы ее силой на капоте «ниссана»! Она вывернулась из его объятий, и он поехал наугад, ведя машину на ощупь одной рукой. Другая его рука была зажата между ног молодой женщины, которая не пускала его дальше.

Малко думал только об одном: нырнуть с ней в кровать. Радость от удавшихся двух встреч примешивалась к удовольствию находиться с этой великолепной женщиной и приводила его в состояние эйфории. Не зная сами как, они выехали к Малекону, напротив белой высотки, где светилось огромное панно.

— Смотри, — сказала Ракель. — Это бывшее американское посольство.

На панно было написано разноцветными буквами: «Господа империалисты, мы вас совершенно не боимся!»

Персонажи, изображенные с помощью неоновых ламп — янки и партизан, — были рассчитаны на то, чтобы бросить вызов американским дипломатам, еще находящимся в Гаване, и показать кубинскому населению, что Фидель никого не боится.

Ракель горько усмехнулась.

— Чем воевать с американцами, они бы лучше нас накормили. Режим держится только на Коне. Без него все рухнет через месяц.

— На Коне?

— На Фиделе! — пояснила Ракель. — Его так зовут со времен боев в Сьерра Маэстра, тридцать лет назад. Потому, что его друзья говорят, что у него яйца как у коня.

Он отметил, что она произнесла слово «яйца» без малейшего стеснения.

Светящееся панно исчезло, и он повернул направо к высокому мысу, где располагалась гостиница «Националь», с тем, чтобы подняться в направлении центра. Его рука лежала чуть пониже живота Ракели, поверх платья.

— Я не могу пойти в «Викторию», — неожиданно сказала молодая женщина. — Они запишут мое имя, и у меня возникнут проблемы.

Обманутый в своих ожиданиях, Малко замедлил ход и остановился около тротуара. Эти танталовы муки становились невыносимыми. Он начал нежно ласкать ее, и очень скоро она стала отзываться на движения его пальцев. Он раздвинул полы ее черного платья и был на грани преодоления последнего рубежа.

Слабо отбиваясь, она пролепетала:

— Нет, остановись! Мы не можем...

Вдруг низ ее живота содрогнулся, и три пальца проникли в нее. Вздрогнув от неожиданности, она постаралась убрать руку Малко, но смогла только переместить его руку кверху. Сразу Ракель прекратила всякое сопротивление... Она резко вскрикнула.

— Да, здесь, так...

Сдерживая свое желание, Малко удовольствовался тем, что чуть касался ее, что, казалось, доставляло ей еще больше удовольствия. Она принялась стонать, слегка вскрикивая. Хрипло вздохнув, сказала еще несколько раз «так» и в конце концов откинулась в изнеможении, оставаясь абсолютно неподвижной. Несколько секунд прошло, прежде чем она протянула левую руку на ощупь как тонущая и сильно сжала свои пальцы вокруг возбужденной плоти Малко.

— Я бы хотела, чтобы ты вошел в меня. В глубь моей «папайи».

— Мы не могли бы пойти к тебе? — спросил Малко, близкий к истерике от желания.

Ракель улыбнулась, не отпуская его.

— Если ты хочешь заниматься любовью в присутствии восьми человек...

— А в доме свиданий?

Она сделала гримасу.

— В это время там полно народу... И потом, там ужасно грязно и слишком много насекомых...

Но не могли же они заниматься этим в его машине!

Ближайшие пляжи находились в пятнадцати километрах... Ракель вдруг встрепенулась.

— Я знаю одно место, где нам будет лучше. Езжай до Линеа.

Малко последовал ее указаниям, и вскоре они выехали на большой проспект, параллельный Малекону. Через километр пути Ракель показала ему на светящуюся вывеску которая гласила: Сатурн. Ночной центр.

— Это здесь.

* * *

Служащая проводила Ракель и Малко, освещая себе путь маленьким фонариком через лабиринт диванов и глубоких кресел, занимающих зал, разделенный перегородками в половину человеческого роста. Ни одного стула, ни одного нормального стола. Все происходило практически на полу. Волна приглушенной музыки делала неслышными перешептывания и вздохи. Среди клиентов можно было различить только парочки, самые скромные из которых переплелись наподобие осьминогов в брачный период. Луч фонарика скользил то по раздвинутым ляжкам, где копалась чья-то рука, то по откровенно обнаженной груди, то по парочке, содрогающейся странными толчками... Малко и Ракель достался маленький продавленный диванчик за низеньким столиком, на котором стояла бутылка рома.

  21  
×
×