Клуб Дюма, или Тень Ришелье

1848. «Ожерелье королевы» («Пресс»)

1849. «Женитьба папаши Олифуса» («Конститюсьонель»)

1850. «Бог располагает» («Эванеман»); «Черный тюльпан» («Сьекль»); «Голубка» («Сьекль»); «Анж Питу» («Пресс»)

1851. «Олимпия Клевская» («Сьекль»)

1852. «Бог и дьявол» («Пей»); «Графиня де Шарни» («Кадо»); «Исаак Лакедем» («Конститюсьонель»)

1853. «Пастор Ашурн» («Пеи»); «Катрин Блюм» («Пеи»)

1854. «Жизнь и приключения Каталины-Шарлотты» («Мускетэр»); «Сальтеадор» («Мускетэр»); «Могикане Парижа» («Мускетэр»); «Капитан Ришар» («Сьекль»); «Паж герцога Савойского» («Конститюсьонель»)

1856. «Соратники Иегу» («Журналь пур ту»)

1857. «Последний саксонский король» («Монте-Кристо»); «Предводитель волков» («Сьекль»); «Птицелов» («Кадо»); «Блек» («Конститюсьонель»)

1858. «Волчицы Машкуля» («Журналь пур ту»); «Воспоминания полисмена» («Сьекль»); «Ледяной дом» («Монте-Кристо»)

1859. «Фрегат» («Монте-Кристо»); «Аммалат-Бек» («Монитер юниверсель»); «История подземелья и некоего домика» («Ревю Буропен»); «Любовное приключение» («Монте-Кристо»)

1860. «Воспоминания Ораса» («Сьекль»); «Падре Ла-Рюин» («Сьекль»); «Маркиза д'Эскоман» («Конститюсьонель»); «Доктор с Явы» («Сьекль»); «Джан» («Сьекль»)

1861. «Ночь во Флоренции» («Леви-Этцель»)

1862. «Волонтер 92-го года» («Монте-Кристо»)

1863. «Сан-Феличе» («Пресс»)

1864. «Две Дианы» («Леви»)

1865. «Воспоминания фаворитки» («Авенир насьональ»); «Граф де Море» («Нувель»)

1866. «Совесть» («Солей»); «Парижане и провинциалы» («Пресс»); «Граф де Мазарра» («Мускетэр»)

1867. «Белые и синие» («Мускетэр»); «Прусский террор» («Ситуасьон»)

1869. «Гектор де Сент-Эрмин» («Монитор юниверсель»); «Таинственный доктор» («Сьекль»); «Дочь маркизах («Сьекль»).

Он улыбнулся, подумав: сколько бы заплатил покойный Энрике Тайллефер, чтобы иметь все эти романы. Очки запотели. Корсо снял их и принялся осторожно протирать стекла. Строки на экране компьютера расплылись. Мутными были и картины, плавающие у Корсо в голове, смысл их упорно от него ускользал. Чистые стекла вернули линиям четкость, но в мыслях ясности не прибавилось – мелькающие там образы оставались неуправляемыми. Он не находил ключа к разгадке их смысла. И все же Корсо показалось, что он нащупал верный путь. Компьютер снова замигал:

Бодри, издатель «Сьекля». Печатает «Три мушкетера» с 14 марта по 11 июля 1844 года.

Корсо заглянул в другие справки. По его данным, Дюма в отдельные периоды использовал труд помощников, всего их было пятьдесят два. С большинством он разрывал отношения очень бурно. Но теперь Корсо интересовало одно имя:

Маке, Огюст-Жюль (1813-1886). Вместе с Дюма работал над несколькими пьесами и 19 романами, в том числе и самыми известными («Граф Монте-Кристо», «Шевалье де Мезон-Руж», «Черный тюльпан», «Ожерелье королевы»), и главное – над циклом о мушкетерах. Благодаря сотрудничеству с Дюма Маке делается богатым и знаменитым. Дюма умирает нищим, а тот – в собственном замке «Сен-Мезм». Но ни одно из написанных им самим произведений не пережило автора.

Корсо перешел к биографическим данным. Заглянул в выписки из «Мемуаров» Дюма:

Мы были изобретателями легкой литературы – Гюго, Бальзак, Судье, Мюссе и я. И мы сумели создать себе репутацию именно литературой такого рода, какой бы легкой она ни была…

…Мое воображение, обращенное к реальности, напоминает воображение человека, который, посетив развалины монумента, вынужден шагать по обломкам, пробираться по мосткам, заглядывать в проемы, чтобы хоть в малой степени восстановить первоначальный облик здания – когда здесь кипела жизнь, когда радость звенела здесь песнями и смехом и когда боль растекалась эхом рыданий.

Корсо раздраженно отвернулся от экрана. Чутье изменило ему, он рылся в закоулках памяти и ничего там не находил. Он встал и сделал несколько шагов по темной комнате. Потом направил свет лампы на стопку книг у стены. Присел и выбрал два толстых тома – современное издание «Мемуаров» Александра Дюма-отца. Вернулся к столу и принялся их листать. Вдруг внимание его привлекли три фотографии. На одной Дюма был запечатлен сидящим, присутствие африканской крови было очевидно – лицо мулата, курчавая шевелюра. Дюма с улыбкой смотрел на Изабель Констан, которая – прочитал Корсо надпись под фотографией – в пятнадцать лет стала любовницей писателя. Вторая фотография запечатлела уже зрелого Дюма с дочерью Мари. Патриарх беллетристики находился на вершине славы и позировал фотографу добродушно и вальяжно. Третья фотография оказалась, на взгляд Корсо, самой любопытной. Шестидесятипятилетний Дюма – еще сильный, с прямой осанкой, сюртук распахнут на круглом животе – обнимал Аду Менкен, одну из последних своих возлюбленных, которой, как гласил текст, «нравилось фотографироваться в полуобнаженном виде рядом с великими мужами – после сеансов спиритизма и черной магии, которыми она очень увлекалась…». На снимке были хорошо видны обнаженные ноги, руки и шея Менкен, и такая фотография в ту эпоху была свидетельством скандальной распущенности. Девушка, больше внимания уделявшая камере, чем стоящему рядом старику, положила голову на его мощное плечо. Что касается Дюма, то на лице его читались следы долгой жизни, проведенной в роскоши и излишествах, наслаждениях и кутежах. Пухлые щеки бонвивана, губы, сложенные в ироничную, но довольную усмешку. А глаза смотрели на фотографа с шутливым ожиданием – словно просили не судить его слишком строго. Толстый старик и пылко-бесстыдная девица, которая явно выставляла напоказ, будто редкостный трофей, писателя, чьи герои и приключения успели покорить сердца стольких женщин. Старый Дюма словно просил с пониманием отнестись к тому, что он уступил капризу девушки, молодой и красивой, в конце-то концов, с нежной кожей и чувственными устами, которую судьба подарила ему на последнем отрезке жизненного пути – всего за три года до смерти. Старый развратник. Корсо, зевнув, захлопнул книгу. Стариннее наручные часы, которые он частенько забывал завести, остановились на четверти первого. Он подошел к окну, открыл одну створку и вдохнул холодный ночной воздух. Улица по-прежнему выглядела пустынной.