37  

Корсо щурил глаза за стеклами очков.

– Извините, – он наклонился ко мне над мраморной столешницей, так и не донеся карандаш до тетради. – В каком году это случилось?

– Присвоение ему генеральского чина?.. В тысяча шестьсот шестьдесят седьмом. Почему это вас заинтересовало?

Он закусил нижнюю губу, на миг показав свои кроличьи зубы.

– Просто так. – Стоило ему заговорить, как лицо его вновь сделалось невозмутимым. – Видите ли, в том же году в Риме сожгли на костре одного человека. Любопытное совпадение… – Теперь он смотрел мимо меня. – Вам говорит о чем-нибудь имя Аристида Торкьи?

Я напряг память. Ничего.

– Нет, никогда не слыхал, – ответил я. – Он имеет какое-то отношение к Дюма?

Корсо явно колебался.

– Нет, – выдавил он наконец, хотя полной уверенности в его голосе не прозвучало. – Думаю, что нет. Но продолжайте. Вы говорили о службе настоящего д'Артаньяна во Фландрии.

– Он погиб в Маастрихте, как я уже сказал, вел своих солдат в атаку… Героическая смерть: англичане и французы штурмовали крепость, надо было преодолеть опасную зону, и д'Артаньян решил идти первым – своего рода знак вежливости по отношению к союзникам. Пуля попала ему в горло.

– Значит, маршалом он так и не стал!

– Не стал. Это щедрый Александр Дюма наградил выдуманного д'Артаньяна тем, в чем его прототипу из плоти и крови отказал скаредный Людовик Четырнадцатый… Я знаю несколько интересных книг на эту тему. Запишите, ежели желаете, названия. Первая – Шарль Самарен «D'Artagnan, capitaine des mousquetaires du roi, histoire veridique d'un heros de roman»[59], опубликована в тысяча девятьсот двенадцатом году. Вторая – «Le vrai d'Artagnan»[60]. Написал ее граф де Монтескье-Фезанзак, прямой потомок реального д'Артаньяна. Вышла, если мне не изменяет память, в тысяча девятьсот шестьдесят третьем.

Ни одно из полученных сведений вроде бы не имело прямой связи с рукописью Дюма, но Корсо все записывал, как будто это были факты первостепенной важности. Время от времени он поднимал глаза от блокнота и выжидательно глядел на меня сквозь перекошенные очки. Иногда он опускал голову и словно переставал слушать, тогда казалось, что он целиком погрузился в собственные мысли. Но в тот день я, хотя и знал во всех подробностях историю «Анжуйского вина» и некоторые тайные ключи, неведомые охотнику за книгами, и предположить не мог, какую роль в дальнейших событиях сыграют «Девять врат». А вот Корсо, вопреки привычке мыслить строго логически, начал угадывать роковые связи между известными ему фактами, с одной стороны, и литературной, если можно так выразиться, основой этих фактов – с другой. Все это звучит довольно невнятно, но надо иметь в виду, что тогда в глазах Корсо и ситуация в целом выглядела запутанной и невнятной. Нынешний рассказ ведется, естественно, по прошествии времени после финала тех важных событий, которые последовали за разговором в кафе, но прием кольцевой композиции – вспомните картины Эшера[61] или выдумки шутника Баха – заставляет нас то и дело возвращаться к началу, оставаясь в границах тогдашних знаний Корсо. Знать и молчать – правило. А правила надо соблюдать, даже когда расставляешь ловушки, иначе никакой игры не получится.

– Ладно, – сказал охотник за книгами, записав продиктованные названия. – Это – первый д'Артаньян, настоящий. А герой Дюма был третьим. Смею предположить, что связующим звеном между обоими стала книга Гасьена де Куртиля, которую вы мне недавно показывали: «Мемуары господина д'Артаньяна».

– Совершенно верно. Ее можно считать утраченным звеном, наименее известным из трех.

Именно его, этого гасконца-посредника, который разом был и литературным персонажем, и реальным лицом, использовал Дюма, создавая своего героя… Гасьен де Куртиль де Сандра был писателем, современным д'Артаньяну, он сумел понять, насколько этот герой литературен, – и принялся за работу. Полтора века спустя Дюма во время поездки в Марсель познакомился с его сочинением. У хозяина дома, где писатель остановился, был брат, который заведовал муниципальной библиотекой. Видимо, он и показал Дюма книгу, изданную в Кельне в тысяча семисотом году. И Дюма сразу смекнул, какую выгоду можно из всего этого извлечь… Он попросил книгу на время, но так и не вернул.

– А что известно о предшественнике Дюма – Гасьене де Куртиле?

– Много всего. Тут, надо заметить, помогло еще и объемистое дело, заведенное на него в полиции. Он родился не то в тысяча шестьсот сорок четвертом, не то сорок седьмом году, был мушкетером, корнетом в королевском иностранном полку, в ту эпоху это было чем-то вроде Иностранного легиона; потом он стал капитаном в кавалерийском полку под командованием Бопре-Шуазеля. После окончания войны с Голландией – на которой погиб д'Артаньян – Куртиль остался в этой стране, сменив шпагу на перо; он писал биографии, исторические сочинения, мемуары – не всегда от собственного лица, собирал анекдоты и непристойные сплетни, ходившие при французском дворе… Из-за чего у него и случились неприятности. «Воспоминания господина д'Артаньяна» имели оглушительный успех: пять изданий за десять лет. Но они вызвали недовольство Людовика Четырнадцатого – его задел неуважительный тон, в котором рассказывались подробности из жизни королевской семьи и ее приближенных. Так что сразу по возвращении во Францию де Куртиля арестовали и отправили в Бастилию, где он прожил на казенный счет почти до самой своей смерти.

  37  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×