Собака из терракоты

– Даже так?

– Да. Взяточничестство и подкуп.

– И, значит, мне на что надеяться?

– Разве что на снисходительность судей, чтоб их выпустили хотя бы через пять лет. Шучу. Послушайте, вы можете попытаться поговорить с юристом этой фирмы, адвокатом Ди Бартоломео.

– Дело в том, комиссар, что строительные предприятия не занимаются процедурой по отчуждению. Этим ведает администрация округа, к которому принадлежат участки, подлежащие экспроприации.

– А вы тогда зачем?

– Не ваше дело.

И адвокат положил трубку. Он был малость раздражен, этот Ди Бартоломео: может, в его обязанности входило покрывать Николози, отца и сына, когда те обтяпывали свои делишки, но в этот раз у него не получилось.

Пяти минут не прошло, как открылась контора, а проектировщик Тумминелло уже увидел, как перед ним возник комиссар Монтальбано, вид у которого нельзя сказать, чтоб был умиротворенный. Для Монтальбано и впрямь эта ночь выдалась беспокойной, заснуть ему не удалось, и он провел ее за книжкой Фолкнера. Проектировщик, сын у которого был сорвиголова, охотник до сомнительной компании, потасовок и мотоциклов и нынешней ночью впридачу дома не появлялся, позеленел, руки у него принялись трястись. Монтальбано заметил, как тот реагировал на его появление, и ему пришла грешная мысль – все ж таки он был легавым, хоть и читал хорошие книги:

«У этого явно рыльце в пушку».

– Приключилось что? – осведомился Тумминелло, уже приготовившись услышать, что сына его арестовали. Что, может, было бы счастьем или меньшим несчастьем, потому как могло, к примеру, случиться, что его пришили собственные дружки.

– Мне бы надо кой-чего узнать. Про отчуждение.

Напряжение Тумминелло заметно ослабло.

– Что, приняли страху? – не смог удержаться Монтальбано, чтоб не спросить.

– Да, – признался откровенно проектировщик. – Волнуюсь все о сыне. Сегодня вот дома не ночевал.

– И часто это с ним бывает?

– Да, знаете, связался он тут…

– Тогда не беспокойтесь, – отрезал Монтальбано, у которого не было лишнего времени, чтоб заниматься проблемами молодежи. – Мне нужно посмотреть бумаги о продаже или изъятии земельных участков в связи со строительством тоннеля через Красто. Это ведь ваша епархия, да?

– Так точно, наша. Но зачем брать бумаги, я это дело знаю. Вы мне скажите, что вас конкретно интересует.

– Хочу знать о землях Риццитано.

– Я так и догадался, – сказал проектировщик. – Я, когда узнал сначала, что нашли оружие, а потом двух убитых, спросил себя: разве эти места не принадлежат Риццитано? И пошел смотреть бумаги.

– И что в них значится, в бумагах-то?

– Начну издалека. Собственников, которые, скажем так, пострадали бы из-за дорожных работ и тоннеля, было числом сорок пять.

– Господи Иисусе!

– Видите, может, земли-то всего ничего, а по наследству перешли пятерым владельцам. Уведомление нельзя посылать всем наследникам скопом, нужно, чтоб оно поступило к каждому в отдельности. Мы, как получили постановление префекта, предложили владельцам низкую в общем-то цену, ведь речь по большей части шла о пахотной земле. А к Калоджеро Риццитано, который считается владельцем, потому что нет никакой бумаги, которая этот факт подтверждает, то есть, хочу сказать, что нету никакого акта о вступлении в наследство, а отец умер без завещания, так вот, в отношении Риццитано пришлось нам применить статью сто сорок три гражданского процессуального кодекса, которая касается безвестно отсутствующих. Как вам известно, статья сто сорок три предусматривает…

– Нет, это не нужно. Сколько лет назад вы направили это уведомление?

– Десять.

– Значит, десять лет назад Калоджеро Риццитано считался безвестно отсутствующим?

– Да и потом тоже! Потому что из сорока пяти владельцев сорок четыре подали жалобу из-за низкой суммы, которую мы им предложили. И дело выиграли.

– И сорок пятым, кто не подавал жалобу, был Калоджеро Риццитано.

– Именно. Мы отложили деньги, которые ему причитаются. Потому что, как бы то ни было, для нас он еще жив. Никто не обращался за свидетельством о признании его умершим. Как объявится, заберет деньги.

Как объявится, сказал проектировщик, но все заставляло думать, что у Лилло Риццитано не было никакой охоты объявляться. Или, что тоже выглядело правдоподобно, он уже не мог объявиться. Директор Бурджио, да и комиссар тоже, приняли как само собой разумеющееся, что Лилло, взятый раненым на борт военного грузовика и увезенный бог весть куда ночью на девятое июля, выкарабкался. Но ведь они даже не знали, насколько тяжело его ранили! Он ведь мог умереть по пути или в госпитале, хотя бы даже до госпиталя его и довезли. Почему упорствовать в своем желании облечь плотью эту тень? Могло случиться, что двое убитых из пещеры были, в момент их обнаружения, в лучшем состоянии, нежели то, в каком уже давно находился Лилло Риццитано. За пятьдесят с чем-то лет – ни слова, ни строчки. Ничего. Ничего и когда у него реквизировали землю, сносили остатки дома – его имущество. Лабиринт, в который комиссар захотел войти, вывел его к стене, и, может, хорошо делал, не пуская его дальше и заставляя остановиться на самом логичном, самом естественном решении.