Голливудская пантера

– Вас спрашивают по телефону. Это в кабинке внутри, сэр.

Джин побежал к телефону.

– Я дала вам восемь дней, чтобы снова наладить дело, – послышался ледяной голос венгерки. – Где вы находитесь?

Для Джина Ширака это было уже чересчур. Путая от ярости слова, он принялся грубо обвинять свою собеседницу. Он брызгал слюной в трубку. Ирэн не обратила внимания на эту бурю:

– Будет лучше, если вы успокоитесь, – сказала она. – Вы нужны мне и будете повиноваться. Если нет, то...

– То что?! – яростно завопил Джин Ширак. – Вы отправите меня в ФБР? Да они уже здесь...

Он внезапно понял, что совершает великую неосторожность и приоткрыл дверь кабинки. Метрдотель, к счастью, был в другом конце ресторана.

– Послушайте, – сказал он. – Мне нужно вас увидеть. Во что бы то ни стало.

Это было все равно, что играть с огнем, учитывая слежку, в которой он был уверен. Но он чувствовал, что не способен убедить Ирэн по телефону.

– Я не вижу в этом никакой пользы, – отозвалась Ирэн. – Тем более, что ничего не готово.

– Если мы не увидимся сегодня вечером, – сказал Джин Ширак, – я все брошу. Окончательно. И будь что будет.

Ирэн заколебалась. Она чувствовала, что Джин Ширак находится на грани нервного срыва, и не знала тому причин. Инструкция гласила, что встречи возможны только в случае крайней необходимости. Но также существовали инструкции выполнить задание... Какова бы ни была степень риска. Она сделала последнюю попытку.

– Все должно устроиться до конца недели, – настаивала она. – До того времени я не имею права вас видеть. Это опасно и для вас и для меня.

– Мне наплевать! Я хочу вас видеть.

– Хорошо, – сдалась Ирэн. – Увидимся сегодня вечером. На перекрестке Малхолленд-драйв и Лоурел Пэс. В одиннадцать часов.

Она положила трубку, и Джин прошел через всю «Скандию» с таким чувством, что выдержал боксерский раунд. Метрдотель не спускал с него подобострастного взгляда. Всегда очень забавно наблюдать, как большая шишка ведет себя словно кролик.

Джин возвратился к себе в офис. Есть больше не хотелось. Ему нужно во что бы то ни стало убедить венгерку отказаться от задуманного. К счастью, она забеспокоилась с момента смерти навахо и приняла некоторые меры предосторожности: звонить ей только из общественных мест в случае, если его линия будет прослушиваться. Он не знал ни ее адреса, ни места работы.

– Вам звонил мистер Дуглас Риф, – объявила секретарша, как только он открыл дверь. – Он просил вам передать, чтобы вы убирались к черту.

Ангел прилетел и испуганный улетел. Все шло из рук вон плохо.

Кучки хиппи у обочины Лоурел Каньон останавливали автостопом машины. Завидев роллс-ройс, многие свистели. Джин Ширак медленно крутил баранку. Он явился на свидание гораздо раньше, было не больше половины одиннадцатого.

Он был уверен, что за ним не следят. Возвращаясь к себе, он припарковал роллс-ройс с другой стороны дома и сел в него опять, перемахнув через собственную стену. Затем он петлял по Беверли Хиллз. Никакая автомашина за ним не следовала.

Он свернул направо по Лук-Аут-драйв. Это была извилистая, застроенная старыми деревянными домами дорога, облюбованная хиппи. Джин чуть было не врезался в старый порш, который тащился брюхом по земле. Внутри сидели шестеро юношей и девушек.

Отсюда он повернул на Лоурел Пэс. Дома здесь были гораздо более освещены. Малхоллэнд-драйв змеилась тысячью виражей, преодолевая гребни холмов, от Беверли Хиллз до другого конца долины Сан-Фернандо.

Перекресток на Малхолленд-драйв был пустынным. Джин припарковал свой роллс-ройс на маленькой площадке и отправился исследовать окрестности. Единственными бросающимися в глаза постройками были три старых деревянных барака.

Два из них были необитаемы. В третьем горел свет на втором этаже.

Джин превратился в сплошной клубок нервов. Он неустанно повторял про себя все, что собирался сказать венгерке, как гимназист твердит слова любви, чтобы придать себе храбрости перед свиданием.

Чтобы чем-то занять себя, он вернулся в свой автомобиль и перевел его на небольшую подъездную аллею, ведущую к пустынному дому, стоящему перпендикулярно Лоурел Пэс. Здесь его нельзя было увидеть с улицы. Он заглушил мотор, и стук собственного сердца показался ему невыносимым. Машинально он положил руку на грудь.

Откинув голову на кожаный подголовник, он вдохнул запах роскоши, и это немного подняло ему дух. Вмонтированные в панель часы показывали без семи одиннадцать. Время летело быстро. Боковое стекло автоматически, безо всякого шума, опустилось. Холмы были объяты мертвой тишиной. Покой нарушало лишь урчание автомобилей из долины Сан-Фернандо.