43  

Одного взгляда хватило ей, чтобы разобраться в обстановке. Она мгновенно подбежала к нам и стала позади меня:

– Что происходит? Что вы собираетесь делать с этим человеком?

Один из парней шевелил губами, но я не смог разобрать, что он промямлил.

Мияко тоже ничего не поняла. Повернув меня к себе лицом, спросила:

– Тацуя-сан, что происходит?

Я в двух словах объяснил ей ситуацию. Она нахмурилась:

– Так и знала, что этим обернется… Как я понимаю, виновата монахиня. Ну что, – обратилась она к молодым людям, – надеюсь, вы тоже все поняли? А если поняли, то возвращайтесь к своим делам!

Парни переглянулись, недоуменно пожали плечами и лениво направились к черному ходу дома. Кто-то из них ехидно показал язык. «Монахиня с крепким чаем», поняв, что лишилась поддержки, видимо, испугалась и собралась убежать. Она все еще, как ребенок, плакала навзрыд.

Мияко, вздохнув с облегчением, засмеялась ей вслед:

– Что же это вы тут устроили? Я даже испугалась сначала… А вы куда направляетесь, Тацуя?

Мое короткое объяснение заставило ее нахмуриться.

– О чем же она собирается поведать вам? – задумчиво проговорила Мияко и, немного подумав, добавила: – Сделаем так: я провожу вас до монастыря Кэйсеин. Не волнуйтесь, к Байко-сама вы зайдете один, я подожду на улице. Но до монастыря пойдем вместе, а то мало ли что еще может произойти по дороге…

Не буду скрывать, присутствие Мияко придавало мне духу, и я был очень благодарен ей.

Монастырь Кэйсеин находился не слишком далеко от усадьбы Номуры. Вообще говоря, этот женский монастырь более всего напоминал барак из отдельных келий. Обычный дом с соломенной крышей за плетеной оградой. Короткая дорожка вела от ворот к порогу, более высокому, чем обычно, с зарешеченными сёдзи вместо двери. Слева от порога опоясанные открытой верандой две комнаты. Раскрытые ставни. Недавно переклеенные сёдзи сияли чистотой. В маленьком аккуратном дворике росло всего одно деревце – клен.

Меня удивило, что в комнате горит свет, ведь день сегодня солнечный. Я поднялся на порог, раздвинул сёдзи, позвал хозяйку, но ответа не последовало.

Окликнув Байко-сама еще два-три раза и не дождавшись ответа, я вошел в комнату – и меня словно ледяной водой окатило, я застыл на пороге, не в силах двинуться с места. В маленькой комнатке ничком лежала на полу настоятельница Байко, вокруг нее чернели на татами пятна, у изголовья постели валялся принесенный из дома Тадзими поднос.

От этого зрелища у меня задрожали колени, пересохло в горле, в глазах потемнело.

«Куда бы ты ни пошел, за тобой тянется кровавый след!» – этот вопль «монахини с крепким чаем» молнией пронзил мой мозг.

«Очередное убийство», – была моя следующая мысль.

Не помню, как я вышел за ворота. Мияко сразу же подскочила ко мне:

– Что-то случилось? Вы такой бледный…

– Байко-сама мертва, – с трудом выговорил я. По прошествии некоторого времени я нашел в себе силы вернуться вместе с Мияко в дом и объяснить ей, что эта последняя смерть абсолютно такая же, какая постигла деда Усимацу, брата Куя и священника Кодзэна из храма Рэнкоодзи. Как и у всех предыдущих, на губах Байко остались сгустки застывшей крови.

Мы с Мияко, совершенно потерянные, беспомощно смотрели друг на друга. Тут я увидел около подноса обрывок бумаги и поднял его.

Это был листочек, вырванный из записной книжки. На нем жирными иероглифами было начертано следующее:

Близнецы-криптомерии: криптомерия Коумэ и криптомерия Котакэ.

Торговцы лошадьми: Усимацу Игава и Китидзо Катаока.

Местные богачи: Восточный дом – Куя Тадзими, Западный дом – Сокити Номура.

Священники: Чёэй из храма Мароодзи и Кодзэн из храма Рэнкоодзи.

Монахини: Мёрэн, «монахиня с крепким чаем», и Байко, монахиня из местечка Убагаити.

Из приведенных имен красной чертой были подчеркнуты следующие: «криптомерия Котакэ», «торговец лошадьми Усимацу Игава», «Куя Тадзими», «Кодзэн из храма Рэнкоодзи», «Байко, монахиня из местечка Убагаити».

Страшный жребий

– Н-н-н-у… Эт-то ч-черт з-з-знает ч-что! – с трудом, сильно заикаясь, произнес кто-то. – Э… это… в этом оббъяснение м~м-мотивов всех уб-бийств.

По голосу непонятно было, то ли говорящий изумлен, то ли рад, то ли просто возбужден. Он непрерывно почесывал свою лохматую голову, словно у него был тик. Читатели уже, надо думать, догадались, что эти слова принадлежат невзрачному, но знаменитому сыщику Коскэ Киндаити.

  43  
×
×