Лас-Вегас – фирма гарантирует смерть

Она целомудренно подставила Майку Рабле свеженакрашенные губки, и адвокат едва коснулся их.

– Пока, дядюшка Майк. Я пошла играть в гольф.

Банни Капистрано сам настоял, чтобы она выучилась играть в гольф. Это позволяло ей ежедневно наносить визиты Майку. Он был идеальным любовником. Они нигде не бывали вместе, он не был ревнив, а в плане секса был выше всяких похвал.

Майк проводил ее до дверей, еще раз запустил руку под тонкое платье и нащупал трусики. Сэнди вновь превратилась в порядочную девушку. Когда дверь за ней закрылась, Майк опустился в продавленное кресло, перебирая в памяти пережитые минуты.

Сэнди была лучшей любовницей из всех, кого он когда-либо знал. За полгода связи ему ни разу не пришлось даже угостить ее чашечкой кофе. Его скаредная натура ликовала. Впрочем, Сэнди и не просила у него ничего, кроме удовлетворения. А что до этого, тут он был всегда готов. Иногда вечерами он ставил свою машину на огромной стоянке у «Дюн» и ждал, надеясь, что Сэнди удастся улизнуть на четверть часа с какого-нибудь коктейля. Она прибегала, запыхавшись, и прямо в машине усаживалась на него верхом. Случалось, что на ней ничего не было под роскошным платьем из парчи, и это удесятеряло наслаждение Майка.

Кроме того, они встречались в конторе Майка: секретарши у него не было. Они заключали друг друга в объятия прямо на потертом ковре, устилавшем пол, или на старом продавленном диване. И почти никогда не разговаривали.

Старея, Майк придавал все больше значения сексу. Он никогда не был женат, да и не стремился к этому, но... Передохнув, он принялся спокойно прибирать в кабинете и составлять повестку для одного из своих клиентов – владельца ресторана. Тот не платил ему, зато даром кормил до отвала.

От внезапного звонка в дверь Майк вздрогнул. Он никого не ждал и решил, что это Сэнди, наверно, что-то забыла.

Майк пошел открывать, даже не надев пиджака, и застыл, как вкопанный, на пороге. Неужели у него начинаются галлюцинации?

Перед ним стояло самое восхитительное создание, какое ему когда-либо доводилось видеть. Длинные светлые волосы, огромные миндалевидные глаза, а губки – просто мечта. Фигура незнакомки, затянутая в платье из набивного шелкового трикотажа, была достойна резца скульптора. Соски высоких острых грудей отчетливо вырисовывались под тонкой тканью платья.

– Мне нужен Майк Рабле, – произнесло прекрасное видение мелодичным голосом.

– Это я, – выдохнул Майк.

Посторонившись, чтобы пропустить ее, он обратил внимание на великолепный изгиб бедер. Казалось, все его самые потаенные мечты разом обрели жизнь. Сэнди теперь казалась ему ничтожной, бледной самочкой. Незнакомка уселась в продавленное кресло, высоко скрестив ноги. Майк успел заметить краешек белых кружев, и во рту у него пересохло.

– Вы хотите развестись? – с трудом выговорил он.

Это было первое, что пришло ему в голову. С такой клиентки он не возьмет и четвертака!

У незнакомки вырвался очаровательный горловой смешок:

– Что вы! Я не замужем.

Так она еще и свободна! Майк, на миг вернувшись в детство, пылко возблагодарил Господа.

– Так чем я могу быть вам полезен? – спросил он, не сводя глаз со стройных ног.

– Я работаю в «Сан-Франциско Стар». Мне поручено собрать материал о Тони Капистрано. Говорят, вы были его адвокатом? Знаете, кое-кто утверждает, что он не умер...

Она говорила хорошо поставленным, низким, возбуждающим голосом, пристально глядя в глаза собеседнику. У Майка Рабле мучительно засосало под ложечкой. Итак, это прелестное создание, увы, не для него. Он спокойно жил в Лас-Вегасе только потому, что достаточно широко толковал понятие профессиональной тайны.

– Тони Капистрано умер, – сказал он.

Очаровательная блондинка ничуть не смутилась.

– Вы видели его мертвым?

– Нет, меня тогда не было в городе. Но он похоронен здесь, в Лас-Вегасе.

Журналистка, зашуршав шелком, переменила положение ног. От такой картины потекли бы слюнки и у святого Антония.

– Вам никогда не приходилось слышать, что он жив? – настаивала она.

– Никогда.

Майк скорчился на стуле, чтобы скрыть то, чего воспитанному человеку пристало стыдиться.

– Стало быть, вы ничего не знаете?

Погруженный в эротические мечтания, он машинально покачал головой.

– Нет.

Движением, полным грации, журналистка встала.

– Жаль. Простите, что напрасно потревожила вас.