Месть под расчет

Она отлично знала Сент-Джеймса, лучше, чем кого бы то ни было. За последние десять лет ей стала известна его слепая преданность судебной медицине и его неколебимое желание создать себе безупречную репутацию в качестве эксперта, а также его бесконечное самокопание, стремление к совершенству и самобичевание, если что-то шло не так. Сколько они говорили об этом за ланчами и обедами, в его кабинете, когда дождь бился в окна, по пути в суд, на лестницах, в лаборатории. Однако они никогда не говорили о том, что ему не по силам. В этот ареал никому не было доступа. До сегодняшнего дня. Но даже на скале, когда он наконец открылся до конца, леди Хелен не нашла подходящих слов.

Что же сказать ему сейчас? Она не знала. Не в первый раз она спрашивала себя, какие узы связывали бы их сейчас, если бы восемь лет назад, подчинившись его просьбе, она не покинула его больничную палату. Подчиниться было гораздо легче, чем броситься в неведомое, как головой в омут. Поэтому теперь ей нельзя было уйти, ничего не сказав ему такого, что – хотя бы немного – помогло бы ему обрести уверенность в себе.

– Саймон.

– Хелен, мои таблетки на полочке над раковиной, – сказал Сент-Джеймс. – Не принесешь две?

– Таблетки?

Леди Хелен задумалась. У нее почти не было сомнений, что она правильно разгадала мотивы Сент-Джеймса, когда он заперся в своей комнате. И вел он себя так, словно не испытывал боли, несмотря на уверения Коттера.

– На всякий случай. Они над раковиной. – Он улыбнулся своей обычной, мгновенно ускользающей улыбкой. – Иногда приходится принимать их, чтобы предотвратить худшее. Заранее всегда лучше. И чаще всего помогает. Сегодня вечером я посоревнуюсь с мистером Суини как актер. И мне нужно подготовиться.

Рассмеявшись, леди Хелен отправилась за таблетками:

– Что ж, неплохая идея. Если сегодняшнее представление будет подобно предыдущему, нам всем пригодились бы таблетки. Может быть, взять их с собой?

Когда леди Хелен принесла таблетки, Сент-Джеймс стоял возле окна, повиснув на костылях, и глядел во двор. Однако ей сразу стало ясно, что он ничего там не видел.

Его вид опровергал и его слова, и его вежливое согласие, и его легкомысленный тон. Леди Хелен стало ясно, что даже своей улыбкой он отвергал ее, чтобы продолжать свое одинокое, как всегда, существование.

Она не могла принять это.

– Ты бы упал, – сказала она. – Пожалуйста, Саймон, дорогой, вспомни, какая там крутая тропинка. Ты бы разбился насмерть.

– Наверно.

***

В гостиной, больше похожей на пещеру, не было ничего такого, что помогло бы почувствовать себя в своей тарелке. Размерами с большой теннисный корт, она была покрыта великолепным ковром из синели и уставлена мебелью – старинной мебелью, – что предполагало разделение гостей на малочисленные группы собеседников. На стенах – между шкафами с прекрасным фарфором – висели картины Констебля и Тернера. Короче говоря, в этой комнате было страшно пошевелиться. Тем не менее, пересилив себя, Дебора, аккуратно выбирая маршрут, двинулась в сторону большого рояля, потому что ей захотелось посмотреть на расставленные на нем фотографии.

Здесь был изобразительный ряд истории Линли как графов Ашертонских. Пятая графиня, раз и навсегда затянутая в корсет, с неудовольствием смотрела на Дебору с фотографии девятнадцатого столетия. Шестой граф сидел верхом на коне и смотрел на крутившихся внизу гончих. Сегодняшняя графиня была в парадном платье, в котором она присутствовала на церемонии коронации королевы. Томми и его сверстники веселились, как положено богатым аристократам.

– Обещайте обязательно улыбнуться, когда будете фотографироваться, – проговорила леди Ашертон, держа в руке бокал с хересом. Она выглядела умиротворенной и очаровательной в воздушном белом платье. – Я хотела улыбнуться, но отец Томми настоял, чтобы я этого не делала, и, увы, я подчинилась. Да-да, я была ужасно бесхребетной в юности. Всегда всем уступала. – Отпив хереса, она улыбнулась Деборе и обошла рояль кругом, чтобы сесть около окна. – Мы отлично поладили с вашим отцом, Дебора. Я ужасно много болтала, но он был в высшей степени галантен и слушал меня так, словно умнее меня никого нет на свете. – Она поставила бокал на ладонь и как будто с интересом разглядывала игру света на хрустале. – Вы очень близки с отцом.

– Да, – отозвалась Дебора.

– Так обычно бывает, если ребенок теряет одного родителя, да? Странное благословение смерти.