На шаг сзади

– Ага, вот оно, – сказал наконец Ханссон.

– Начнем со Сведберга.

– Два выстрела, спереди, с близкого расстояния. Смерть должна была наступить мгновенно.

– Когда? – нетерпеливо спросил Валландер. – Пропусти детали, мы их и так знаем. Важно время, когда он умер.

– Когда вы с Мартинссоном его нашли, он был мертв не более двадцати четырех часов. И не менее десяти.

– Они уверены? Или потом опять все поменяют?

– Похоже, уверены. Так же уверены, как и в том, что Сведберг в момент смерти был совершенно трезв.

– А кто-то в этом сомневался?

– Я читаю, что здесь написано. За два часа до смерти он ел простоквашу.

– И это наводит на мысль, что его убили утром.

Ханссон кивнул. О том, что Сведберг всегда ест на завтрак простоквашу, знали все. Когда они оставались работать на ночь, он всегда ставил в холодильник пакет с простоквашей.

– Хорошо, – сказал Валландер. – Теперь мы это знаем.

– Тут много чего, – сказал Ханссон. – Читать подробности?

– Я потом сам прочитаю. А что они пишут о ребятах?

– Пишут, что установить точное время смерти очень трудно.

– Это мы и без них знали. Пришли они хоть к какому-то заключению?

– Да, но подчеркивают, что заключение предварительное и надо дождаться результатов детальной экспертизы. Во всяком случае, они не исключают, что смерть могла наступить и двадцать первого июня, то есть на Иванов день. Правда, при одном условии.

– Что они не лежали на открытом воздухе, а где-то хранились?

– Вот именно. Но, как уже сказано, точную дату они пока установить не могут.

– А я могу. Наконец-то мы имеем более или менее точную хронологию. С этого сегодня и начнем.

– Никак не найдем машины убитых, – пожаловался Ханссон. – Преступники их, наверное, куда-то спрятали.

– Тоже закопали, – буркнул Валландер. – Машины надо найти.

Он пошел к себе, сел и прочитал надпись на коробке с лекарством – амарил. Снижает содержание сахара в крови. Таблетки следует принимать во время еды. Интересно, когда ему теперь удастся поесть? Он со вздохом встал и пошел в столовую. На подносе лежало несколько сухариков. Он принял таблетку и зажевал сухарем. В дверях он чуть не столкнулся с Нюбергом.

– Говорят, пришло заключение из Лунда, – сказал тот.

Валландер вкратце пересказал ему заключение судмедэкспертов.

– Значит, мы были правы, – сказал Нюберг. – Значит, мы имеем дело с типом, который убивает трех юнцов, тащит их в укромное место, закапывает, а потом выкапывает снова. Какой интересный человек!

– Мы имеем дело с типом, у которого есть время, возможность и потребность все планировать, – сказал Валландер. – И то, что мы это знаем, – большой шаг вперед.

Нюберг обещал прийти на совещание. Валландер опять пошел к себе. Стол был завален записками с телефонными номерами звонивших. После совещания надо будет этим заняться. Он встал у окна, пытаясь представить себе убийцу. Он где-то рядом с ними, хладнокровный и расчетливый. И никто, кроме него, не знает, почему он убивает людей.

Он собрал бумаги и пошел в комнату для совещаний. Когда Мартинссон уже собирался запереть дверь, появилась Лиза Хольгерссон. С ней был прокурор Турнберг. Валландер вдруг спохватился, что не представил в прокуратуру более или менее толкового отчета о ходе следствия. Турнберг уселся за стол как можно дальше от Валландера с видом, понятное дело, крайнего неудовольствия. Лиза Хольтерссон попросила слова и сказала, что похороны Сведберга назначены на вторник, двадцатое августа, в два часа.

– Я скажу прощальное слово, – сказала она, поглядев на Валландера. – Министр юстиции и шеф государственной полиции тоже будут говорить. Но мне кажется, неплохо было бы, если бы выступил кто-то из вас. Лучше всего Курт, он работает дольше всех.

Валландер замотал головой.

– Я не могу говорить, – сказал он. – В церкви, возле его гроба, я из себя слова не выдавлю.

– Ты очень хорошо говорил, когда Бьорк от нас уходил, – заметил Мартинссон. – Конечно, кто-то из нас должен сказать прощальное слово. И этот кто-то – ты.

Валландер точно знал, что из этого ничего не выйдет. Он панически боялся похорон.

– Дело же не в том, что я не хочу, – вымолвил он умоляюще. – Я даже могу написать речь. Но я не смогу там говорить. Просто не смогу.

– Если ты напишешь, я могу прочитать, – заявила Анн-Бритт Хёглунд. – Не думаю, что стоит заставлять кого-то говорить на похоронах. Некоторые и в самом деле не могут. Так что, если никто не против, я могу выступить.