32  

— Исполняла на гитаре блюзы. В студенческой группе.

— Рой в том же направлении, Людовик.

— А та женщина в парке Ситроена тоже музыкантша, шеф? — спросила Мутен.

Николе различил в ее голосе легкую досаду Мутен терпеть не могла, когда совещание переходило в диалог Саша и Людовика.

— Нет, насколько мне известно. Я снова встречался с сестрой Маргаритой. Она судится с Болодино, автором биографии ее предка ботаника. Увлекшись, он сделал из биографии детектив, намекнув, что Луи-Гийом Жибле де Монфори был убийцей. В основу легли документы, которые Лу Неккер якобы одолжила у сестры Маргариты. Если ей верить, Лу Неккер через колодец проникла в сад, а затем и в сам монастырь. Я проверял: колодец не выдумка.

— Это еще не значит, что за убийством Лу Неккер стоит «Опус Деи»… — пошутил Николе. — Любой киношник пришел бы в восторг.

— И ты угадал. Права на экранизацию уже куплены продюсером. Фильм поднял бы акции Центра Жармона, тут Лу Неккер не просчиталась.

— Она только о том и думала, шеф.

— Прежде чем пробраться в монастырь, она уговаривала скульптора Юпитера Тоби обыскать библиотеку вместо нее. Но он отказался. Я сейчас еду к нему. Людовик, ты со мной.

— А я, шеф? — Голос Мутен дрогнул.

— Тебя я наделяю особыми полномочиями, Корина. Мне нужна более разветвленная агентурная сеть. Делай что хочешь, но чтобы в каждом парке был наш наблюдатель. И держи меня в курсе.

Пинок под зад и почесывание за ушком, подумал Николе. Дюген умеет управлять своим войском, а Мутен и сама не замечает, как ей это нравится.

Майор отправил Ферне и Мутен за какой-то папкой.

— Юпитер Тоби пока подождет, и без Момо мы легко обойдемся. Вот что я получил от своего друга Марка Жансона из Финансовой полиции. Здесь все подробности махинаций Жильбера Марке, и они пахнут жареным. Сильно пахнут.

— Неужели, шеф?

— Очень сильно.

14

Просторную мастерскую в Монруже оглашали пронзительные крики мадам Хатчинсон. Словно пение безумной русалки. Словно пение безумной русалки, которая вот-вот утонет. Юпитер Тоби уже в третий раз доводил ее до оргазма, но ему казалось, что он мог бы плавать с ней в этих бурных водах все утро. Кончая, она выкрикнула американское ругательство, перешедшее в утробное урчание. Обливаясь потом, они перекатились на спину. На секунду она замерла, потом повернулась к нему, он пригладил ей волосы. О чем она думает, спросил он себя. Снова послышались протяжные гудки клаксона. Не обращая на них внимания, Хатч вынула из холодильника принесенное с собой шампанское. Встряхнула большую бутылку и, прежде чем он успел сказать хоть слово, вытащила пробку, обрызгав постель.

— Прекрати!

— Почему? В твоей прекрасной стране шампанское льется рекой.

— Смотря для кого.

Она слизнула капли с его груди и живота. Юпитеру пришло в голову, что тело у нее роскошное, но она им злоупотребляет. Присев на край постели, он наполнил два бокала.

— Ты так и не распаковал свои работы, — сказала она, указывая на скульптуры в деревянных ящиках.

— Доставлять тебе удовольствие — еще та работенка, Хатч.

— Надеюсь, ты не собираешься жаловаться.

Снова раздались гудки, на сей раз более настойчивые.

— Твой шофер?

— Мой шофер. Мне правда пора. Вот увидишь, через пару минут ты уже соскучишься.

С обольстительной улыбкой она оделась. Она носила сногсшибательное белье и платье, а ее сумка, туфли и украшения стоили целое состояние. Поцеловав его, она удалилась.

Потянувшись, Юпитер Тоби надел джинсы прямо на голое тело. Включил музыку, выбрав последний альбом Дональда Фагена, глотнул шампанского. Хатч была не в восторге от Фагена. Юпитер рассказал ей, что его первая группа называлась «Стили Дэн» в честь одного придурка из «Голого завтрака» Берроуза. Но добился лишь непререкаемого приговора: «Эта музыка — отстой». Фаген — отстой? Человек с верным, словно музыкальный инструмент, голосом, боготворивший Колтрейна, Паркера и Эллингтона, уж точно не отстой, даже в неполные шестьдесят.

Юпитер знал, что не скоро расстанется с Хатч. Она походила на бескрайние прерии, которые ему предстояло возделать, несмотря на жар, солнечные ожоги и сушь больших каньонов. Как она хороша со всеми своими ухищрениями — бельем дорогой шлюхи, шикарными шмотками, исступлением, ненасытностью. И со своими силиконовыми сиськами. Ненатуральная и вульгарная, искренняя и лживая, опасная и страстная. Она — самая богатая и могущественная из всех, с кем он был близок. «Вот увидишь, через пару минут ты уже соскучишься». Так и есть. Дурманящая Хатч. Иной раз у нее вырывались фразы, выдававшие ее мечты. Слово «корни» звучало особенно часто. Она говорила ему, что готова пустить корни в Париже. «Иногда катастрофа срывает нас с насиженного места, тогда приходится прирастать к новому». Странно было слышать такое от женщины, у которой на уме один секс. А может, внешность обманчива.

  32  
×
×