Когда людоед очнется

Коммерсон и Монфори собирали растения в Батавии, нынешней Джакарте, под неусыпным надзором колониальных властей. «Я бешусь от того, что не в силах поколебать голландскую монополию на пряности, — пишет Луи-Гийом в своих дневниках, — но все еще не теряю надежды когда-нибудь этого добиться…

— У вас ангельское терпение, мадам. Браво.

Лола оторвалась от чтения. Швейцар улыбался ей.

— Можно подумать, что у месье Шевийи такая планида — заставлять женщин себя ждать, — продолжал он.

— Вы о чем?

— Его часто поджидала молодая неформалка. Но он не очень-то был рад ее видеть.

Лола добилась от него точного описания Лу Неккер, прежде чем их отвлекло появление огромного автомобиля, который вел любитель сигар и художественно продырявленных джинсов. Размер машины не смутил швейцара — он уверенно отправился на поиски места для парковки.

*

Знакомство с Пьером Пуавром, одноруким миссионером, торговцем и служащим Вест-Индской компании, назначенным интендантом Иль-де-Франс, стало переломным моментом в жизни Луи-Гийома. Пуавр был одержим той же навязчивой идеей, что и он, — подорвать голландскую монополию на пряности.

На борту «Утренней звезды» друзья отправились на Молуккские острова, чтобы похитить гвоздику и мускатные орехи, хотя за кражу пряностей им грозила смертная казнь. После бесконечных уловок, попыток подкупить малайских туземных вождей и вмешательства провидения, когда между Борнео и Целебесом голландская береговая охрана подвергла «Утреннюю звезду» досмотру, и, наконец вопреки муссонам Пуавр и Монфори возвращаются со своим драгоценным грузом на остров Бурбон. Четыреста саженцев гвоздичного дерева и десять тысяч мускатных орехов! «Мы проникли в сад Гесперид, и его обитательницы принесли нам в дар свои золотые яблоки», — запишет Луи-Гийом в своем дневнике для супруги, которая терпеливо дожидается его в Париже. «Я богат, душенька моя Эглантина, и возвращаюсь к вам…

Прошло немало времени, небо нахмурилось, в воздухе запахло грозой. Лола отложила Луи-Гийома, чтобы заняться мужчиной, по описанию похожим на Шевийи. Она последовала за ним. Он беспечно шел по центральной аллее парка, обернулся вслед хорошенькой женщине, бросил мячик мальчишке.

Парк Монсо был переполнен как никогда. Он трещал по швам под напором устремившихся на природу парижан. Скамейки и лужайки заполонили любители чтения и сладостного ничегонеделания. Вооружившись пластиковыми бутылками, молодые люди носились по гравиевой площадке и под взрывы смеха обливали друг друга водой. Под сенью пурпурного бука громко переговаривались чернокожие няньки. Веселые компании устраивали пикники. Полуголые спортсмены пробовали себя в капоэйре, греко-римской борьбе, кун-фу… Особой разницы Лола не заметила. Все они были на один лад.

Шевийи купил горячую вафлю и расположился на скамейке. Он скинул пиджак и стал наблюдать сразу за тремя азиатскими свадьбами. Гости перемешались, а новобрачные рассеялись по гравиевой площадке, позируя фотографам. Лола присела рядом и поздоровалась.

— Я та встреча, о которой вы забыли.

— Не сердитесь на меня. Тяга к игре сильнее нас. Пришлось выйти, чтобы сыграть в бридж. Теперь мне уже лучше. Хотите вафель?

— С удовольствием.

— Мне всегда нравились свадьбы, — сообщил он чуть позже. — В этот день женщины кажутся особенно хрупкими и победоносными.

— Вы женаты?

— Ни в коем случае. Вы хотели поговорить о «Толбьяк-Престиж»?

Его не пришлось просить дважды, чтобы он ответил на ее вопросы. Говорил он много, но так ничего и не сказал. Орден вынужден избавляться от недвижимости. Времена меняются, и налоги никого не щадят. Здесь, на земле, все меньше желающих постом и молитвами заслужить местечко в раю, зато цены на недвижимость взлетели до небес. Чтобы снизить расходы, Орден решил перевести монахинь в другие монастыри. Шевийи разразился речью об упадке Франции. Пройдет пять, десять, двадцать лет, но крушение предначертано, неизбежно, и система рухнет, будто карточный домик. Государственный долг возрос до рекордного уровня. Безработица превратилась в проказу, которую невозможно обуздать. Промышленность обескровлена, наука принесена в жертву, система образования никуда не годится и совершенно не выполняет свою роль социального лифта. Страна полетит в пропасть, как Аргентина. Сестрам гораздо лучше дожидаться этого в Компьене.