— А ты что ржешь, макака хренова?! Оттого, что мозгов нет?! Тут человека покалечили, а тебе смешно. А ну‑ка, проваливай отсюда к едрени матери, пока я тебе пинка хорошего не засадила!
Окинув взглядом крупные габариты Клавы, араб не стал с ней шутить и попятился назад.
— Проваливай! — грозно крикнула ему Клава. — Прыгай на пальму за бананами, а то без обеда останешься!
Когда назойливый араб пошел дальше своей дорогой, Клава взялась за сердце и заголосила:
— Валя, что же он с тобой сделал‑то? Пьяный, что ли, пришел? Буянить начал?! На водку ему не дала?!
— Да они не пьют здесь.
— Что, просто так руки распускают? Вообще без повода? Ты на него в полицию заяви. Нужно приструнить гада!
— Клава, ты только на всю улицу не кричи, а то мы на себя и так внимание обращаем. В Хургаде сарафанное радио знаешь как хорошо работает. Кто‑нибудь нас увидит и донесет дядьке моего мужа, тогда точно мне не выжить. Забьют насмерть.
— Валька, да что ты такое говоришь?! Еще не хватало, чтобы египтяне наших российских женщин били. Сдавай мужа в полицию — и дело с концом.
— Он меня запер, — беспомощно произнесла я и всхлипнула.
— А ключ?
— Забрал. Я тут уже третьи сутки валяюсь. И то я узнала, какое сегодня число, только по радио, оно на кухне работает. То в беспамятстве была, то приходила в сознание, но теперь вроде бы оклемалась.
— Ничего себе оклемалась: у тебя не лицо, а один большой синяк. Жуть! А что теперь делать‑то?
— Телефон мобильный тоже разбил, — жаловалась я Клаве. — Вдребезги.
— Как же он тебя не убил‑то?
— Сама не знаю. Наверно, родилась в рубашке. Чудом осталась жива.
— И почему твоя квартира не на первом, а втором этаже? — задумалась Клава. — Прыгать высоко — ноги переломаешь Сейчас хоть ходить можешь, а потом и того не будет. Жалко, моего перца еще нет. Напарник говорит, что он до сих пор не выздоровел.
— Ты Хасана имеешь в виду?
— Конечно. У меня пока один перец.
— А что бы он смог сделать?
— Я бы его заставила к тебе на балкон запрыгнуть. Он бы в квартиру прошел, во входной двери покопался бы с какой‑нибудь отверткой, может быть, и смог бы ее открыть. Если нет, то ногой бы вышиб.
— Клава, ну ты такие вещи говоришь….
— Какие?
— Как бы он на второй этаж запрыгнул? Это же не первый, высоко же. И твой Хасан не шимпанзе.
— Да он круче, чем шимпанзе: для него это не высота.
— Он у тебя особенный, что ли? У него же ноги короткие, сюда запрыгнуть он точно не сможет.
— Это мы с тобой не сможем, — согласилась со мной Клава. — А они знаешь как прыгают — дай бог каждому!
— Кто это — они? — Я никак не могла понять Клаву.
— Да эти перцы, арабы. Он же когда есть захотят, за бананами лазят с одной пальмы на другую. Может, у Хасана снаряжение какое есть. Египтяне к любым условиям приспособлены: если им какая женщина понравится, то они и на третий этаж смело запрыгнут.
Клава замолчала и заговорила серьезным голосом:
— Валька, а что делать‑то?
— Ума не приложу, — с болью в голосе ответила я. — Хотя ума‑то у меня уже, пожалуй, нет. Мозги все муж отбил.
— Может, я со своего телефона тебе полицию вызову? Ты мне только адрес скажи.
Я сразу подумала о том, что у Ахмеда есть запись нашего с ним разговора, и поняла, что вызывать полицию Клаве не стоит.
— Нет, полицию не надо.
— Араба своего боишься?
— Мне кажется, что я уже собственной тени боюсь.
Клава внимательно всмотрелась в мое лицо и спросила меня участливо:
— Валя, может, я в аптеку пока схожу, а затем к тебе поднимусь, и мы вместе с тобой с дверью попробуем что‑нибудь сделать? Дверь‑то крепкая?
— Да нет, слабенькая.
— Тогда, может, мы и в самом деле справимся без посторонней помощи.
— Давай попробуем.
— А в аптеку сходить? Давай я тебе что‑нибудь обезболивающее куплю и мазь от синяков, ссадин и ран. Тут аптека недалеко есть. Тебе обязательно нужно обезболивающее выпить — ты почувствуешь себя значительно легче.
Я молчала и смотрела на Клаву.
— Ну, что ты молчишь? Мне в аптеку идти?
— У меня денег нет.
— А при чем тут деньги?
— Да при том, что мне не на что купить лекарства. Нет у меня ни цента.
— Да брось ты! — махнула рукой Клава. — Не нужно мне никаких денег. Что мы, русские люди, уже бесплатно друг другу помощь не можем оказать, тем более за границей.