Дорога на Компьен

Лагерь, брошенный французами, являл собой весьма необычное зрелище для победителей. Цирюльники удрали, побросав парики и пудру, парфюмеры тоже поспешили унести ноги, оставив врагу благоухающие пузырьки и флакончики, на память об офицерах остались их вышивки, а о недавнем присутствии дам свидетельствовали их роскошные наряды.

Такая добыча ничуть не привлекала грубых прусских вояк, не имевших никакого понятия о парижской или версальской элегантности. Духи, щипцы для завивки волос и изысканные женские наряды в их глазах не представляли особой ценности, а вышивки вообще приводили в недоумение. Пруссаков не обучали столь утонченному искусству.

Фридрих был милостив с пленными и просил их не обижаться за то, что он не может создать для них условий, к которым они привыкли.

— Господа, — сказал он им, — вы должна простить мне, что я не готов содержать вас должным образом, но я не ожидал столь скорой встречи с вами и в таком количестве.

«Я пишу к Вашему Величеству в полном отчаянии. Ваше армия полностью разбита», — сообщал королю принц Субиз.

Весть о поражении при Россбахе напугала Париж. Однако вскоре на смену страху пришли иные настроения. Ироничных парижан прорвало смехом. Они смеялись над королем, что позволяет маркизе назначать своих генералов. Они смялись над Субизом за его никчемность в роли командующего армией.

Как обычно, чувства парижан выражались в многочисленных песенках и эпиграммах. Вряд ли в те дни нашлось бы в Париже хотя бы один трактир, где не рассказывали бы язвительных историй о Субизе и о битве при Россбахе.

Большую популярность приобрели карикатуры. Одна из них изображала Субиза, с фонарем в руке разыскивающего свою армию, а под рисунком было написано: «Где моя армия? Украл ее, что ли, кто-то? Я потерял ее. О, хвала всем святым! Вот, она. Проклятье! Это неприятель!»

На другом рисунке Фридрих с усмешкой смотрел на закованного в цепи Субиза, говоря: «Что это за пленник? Ах, это принц Субиз! Скорее отпустите его. Нам от него больше пользы, когда он командует французской армией».

А чуть ниже этой издевательской надписи еще одна содержала тревожный вопрос: «Почему мы действуем на стороне Австрии? Разве Австрия не была всегда врагом Франции?».

Супруга дофина решилась даже обратиться к самой маркизе.

— Умоляю вас, — воскликнула она, — не назначайте больше генералов, мадам!

Но маркиза никогда не чувствовала себя столь уверенной в своих силах, как теперь. Оглядываясь назад и видя, как успешно она преодолела все превратности версальской жизни, Маркиза не сомневалась, что сумеет привести Францию к победе. Она даже изучала карты и составляла планы военных действий. И когда Берни, министр иностранных дел, после поражения французов под Россбахом предложил начать мирные переговоры, а король признался, что устал от войны, маркиза оставалась полна уверенности, что войну надо продолжать. Она возглавила партию сторонников войны.

Кто выходит из игры, проигрывает, решила она.

И война продолжалась.

***

Еще одним из генералов Франции был герцог де Ришелье, ценимый королем за то, что умел развлекать Его Величество.

Могло показаться странным, что этот состарившийся повеса стремился к участию в войне. Но у герцога были на то причины. За свою экстравагантную жизнь он наделал массу долгов и, хотя и преуспел в умении держать своих кредиторов на почтительном расстоянии, понимал, что вечно так продолжаться не может. Необходимо восстановить свое состояние. Идея Ришелье состояла в том, что надо отправиться на фронт военных действий и с награбленной у врагов добычей вернуться в Версаль богатым человеком.

Итак, в то время как Субиз, может быть, и преисполненный благих намерений, но бесславный неудачник, выказывал перед пруссаками свою беспомощность в военном деле, Ришелье совершал смелые набеги, но не на войска противника, а на мирных жителей. Такие методы, поддержанные алчностью определенной части офицеров Ришелье, стремившихся заполучить свою долю награбленного, опасно подорвали дисциплину в лагере герцога. Однако при первом же удобном случае, прихватив достаточно добычи, чтобы удовлетворить себя и своих кредиторов, Ришелье покинул действующую армию и, вернувшись ко двору, занялся постройкой внушительного дворца в Париже.

Парижане, наблюдая, как растет день ото дня это великолепное сооружение, окрестили его «Ганноверским шатром».