Человек, который улыбался

Конечно, он знает. Он прекрасно знает, что произошло.

И я сотру эту улыбку с его физиономии.

12

Шторм медленно стихал.

На рассвете, после еще одной бессонной ночи, Курт Валландер стоял у окна в кухне и смотрел, как уличный фонарь бьется в сети проводов, словно пойманный зверь.

После визита в странный полутеатральный мир Фарнхольма у него появилось ощущение, что его переиграли. Улыбка Альфреда Хардерберга словно обрекала Валландера на ту же унизительную роль, что когда-то навязывали его отцу Шелковые Валеты. Он стоял у окна и думал, что Фарнхольм – всего лишь разновидность сверкающих, мягко приседающих при торможении американских машин, на которых Шелковые Валеты приезжали в дом под Мальмё. А громогласный поляк в шелковом костюме – дальний родственник этого типа в замке со звуконепроницаемыми стенами. И он сам сидел в его кресле и мял в руке невидимую шапку… В общем, у него остался неприятный осадок от посещения замка. Он чувствовал себя униженным.

Впрочем, это, конечно, преувеличение. Он сделал все, что собирался, задал вопросы, увидел человека, которого мало кто видел, несмотря на сосредоточенную в его руках гигантскую власть – и самое главное, он его успокоил, не дал повода навострить уши. В этом он был уверен. У Альфреда Хардерберга не было никаких причин что-то подозревать – он в своих глазах остался Образцовым Гражданином Выше Подозрений.

К тому же Валландер был совершенно убежден, что они на правильном пути. Они приподняли камень, под которым прячется ответ на вопрос – кто убил адвокатов? – и под этим камнем увидели след ноги Альфреда Хардерберга.

Ему надо не просто заставить его перестать улыбаться. Он должен одолеть исполина.

Всю эту бессонную ночь он раз за разом мысленно прокручивал их беседу. Он видел перед собой лицо Хардерберга и пытался истолковать почти незаметные перепады настроения. Это было похоже на работу шифровальщика – перед ним был загадочный код, и он должен его отгадать. Впрочем, он был уверен, что по крайней мере в одном случае Хардерберг забеспокоился и не смог этого скрыть – когда Валландер спросил, кто порекомендовал ему Густава Торстенссона. Улыбка поблекла, пусть на очень короткий момент, но поблекла – Валландер не сомневался. Значит, Альфреду Хардербергу ничто человеческое не чуждо. Но даже если это и так – то что? Это могло быть просто проявление внезапной усталости, секундная слабость у живущего в постоянном напряжении гражданина Вселенной. Может быть, он просто был уже не в состоянии изображать безукоризненную светскость в беседе с провинциальным полицейским из маленького Истада.

Может быть. Но он почему-то твердо знал, что это не так. И он знал теперь точку, куда можно нанести удар. У него не было сомнений, что зубры из отделов борьбы с экономическими преступлениями найдут что-то, что может помочь им в следствии. Но этой ночью у него созрело убеждение, что больше всего может помочь следствию не кто иной, как сам Альфред Хардерберг. Когда-нибудь эта улыбка наведет их на след, и тогда придет их черед улыбаться. Они вернут ему эту улыбку с лихвой.

Валландер, разумеется, ни на секунду не сомневался, что Альфред Хардерберг лично адвокатов не убивал. И не лазил ночью в саду фру Дюнер, закапывая мину. И не сидел в преследующей их машине по пути в Хельсингборг. И не опускал взрывчатку в бензобак. Он все время говорил мы и нас, вдруг вспомнил Валландер. Как будто он король. Но и не только – как человек, знающий цену лояльным помощникам, которые никогда не сомневаются, выполняя его распоряжения.

Он неожиданно для себя самого вдруг понял, почему выбор Хардерберга пал на Густава Торстенссона. Хардерберг был уверен, что старый деревенский адвокат будет служить ему верой и правдой и знать свое место. Предложение Альфреда Хардерберга дало Торстенссону такие возможности, о которых он не мог и мечтать.

Скорее всего, так и было, подумал Валландер, глядя на раскачивающийся фонарь. И, наверное, Густав Торстенссон обнаружил в делах Хардерберга что-то такое, с чем не хотел и не мог смириться. Наверное, ему тоже удалось заглянуть за фасад безмятежной улыбки и понять, какая отвратительная роль ему предназначена.

В течение ночи он несколько раз присаживался к столу и записывал свои мысли, стараясь одновременно более или менее их систематизировать.

В пять часов он выпил кофе, лег и полтора часа подремал. В половине седьмого поднялся, принял душ, выпил еще чашку кофе и в половине восьмого пошел в управление. Шторм стих. Резко похолодало, но небо было совершенно ясное. Несмотря на бессонную ночь, он чувствовал необъяснимый прилив энергии. «Кажется, это называется «второе дыхание», – вспомнил Валландер. – Мы уже не ищем подходы к расследованию, мы уже его начали».