Кто мог подумать, что не закончились еще злоключения Алексея Карташа –...
Пока в заснеженной Москве умирал генсек Брежнев, капитан-лейтенант Мазур...
– Спроси, может, она английский знает. Ты же вроде знаешь его гораздо лучше, чем французский.
Взяв трубку, я принялась набирать домашний номер телефона Жана и не могла избавиться от сомнений, правильно я делаю или нет. Когда на том конце провода послышался сонный женский голос, я ощутила, что моё сердце готово выпрыгнуть наружу, и неуверенно произнесла до боли знакомое слово:
– Здравствуйте!
Как я и предполагала, женский голос заговорил на непонятном мне французском языке. Нетрудно было догадаться, что женщина совершенно не понимает, что я ей говорю.
– Вы знаете хоть немного русский язык? Это звонят из Казани. Я коллега вашего мужа. Мы вместе работаем над одним очень важным проектом. Вы понимаете, о чём я говорю?
Но вместо этого я вновь услышала французскую речь и посмотрела на сидящую рядом подругу растерянным взглядом.
– Лейсан, она по-русски ни бум-бум. – Я убрала трубку от уха и пожала плечами.
– Что, ни грамма не шпарит?
– По-моему, она даже не знает, что означает слово «здравствуйте».
– Тогда попробуй по-английски.
– Мадам, а вы знаете английский язык? – Конечно, мой английский был далёк от совершенства, но тем не менее я могла на нём хоть как-то изъясняться.
– Да, на уровне разговорного, – донёсся до меня голос в трубке. – С кем я разговариваю? Вы из России? Как вас зовут?
– Меня зовут Тома. Я работаю с вашим мужем. Я звоню из Казани.
– Вы коллега моего мужа? – В голосе женщины появилась радость, а мне стало стыдно оттого, что я вру и ворую у этой женщины её мужа.
– Да, мы вместе работаем над одним важным проектом.
– Что с ним случилось? У него неприятности? Он мне звонил, а потом звонили какие-то люди и требовали денег.
– Вы уже заявили в полицию?
– Нет.
– Почему? – не поверила я своим ушам. – Ваш муж в беде, а вы не заявили в полицию. Вы просто обязаны это сделать, и чем быстрее, тем лучше.
– Это опасно. Если я заявлю в полицию, то его могут убить.
– Его могут убить и без полиции. Вы должны заявить. Его нужно искать.
– Извините, но это мой муж и моя жизнь, поэтому я лучше знаю, что надо делать. – Голос женщины резко изменился и стал холодным. – Как давно он пропал?
– Он пропал вечером, а сейчас уже утро.
– Это не срок для того, чтобы заявлять в полицию. Нам всем остаётся только ждать и надеяться.
– А вы ему деньги выслали?
– Простите, но я вас не знаю. На этот вопрос я смогу ответить только своему мужу.
– Мы все очень за него переживаем. Мы все хотим, чтобы он обязательно нашёлся живым и невредимым. Мы верим, что справедливость восторжествует. Мы его очень любим.
– Я в этом не сомневаюсь.
В этот момент из трубки до меня донеслась весёлая музыка, громкий смех и хриплый мужской голос, который говорил на всё том же безумно красивом, но совершенно непонятном мне французском языке. Женщина ему что-то ответила тоже на французском и резко бросила трубку. Я послушала гудки и с расстроенным видом протянула трубку Лейсан.
– Ну, что? – просто сгорала та от нетерпения.
– Странная она какая-то.
– Почему?
– Странная, и всё. Я ей представилась, а она мне нет. Невоспитанная, что ли?
– У неё муж без вести пропал, а ты говоришь о каком-то воспитании. Когда человек в такой ситуации, ему всё можно простить. Не стоит злиться.
– Да я и не злюсь. Я всё понимаю.
– Она в полицию заявила?
– Говорит, что боится, что Жана после этого могут убить.
– Но ты же ей ясно дала понять, что она обязана это сделать.
– У неё своё мнение на этот счёт, и оно в корне противоположно моему. Она сказала, что это её жизнь и её муж и она сама знает, как лучше, а как хуже.
– Ей же мудрые люди подсказывают.
– Видимо, она не любит подсказки.
– Она поверила, что ты коллега мужа?
– Вполне.
– Ну вот, а ты переживала. Позвонила и позвонила. Теперь мы хотя бы знаем, что со стороны семьи твоего француза никаких движений не будет. А жаль. Тома, тебя что-то беспокоит?
– Знаешь, может, я, конечно, ошибаюсь, – неуверенно начала я, – но мне показалось, что жена не слишком убивается по поводу того, что её муж в беде. Пока мы с ней разговаривали, там играла музыка и француз так громко смеялся, будто он не в квартире скорбящей женщины, а на вечере юмора.
– Где француз смеялся?
– В трубке, где ж ещё.
– Может, там просто телевизор работал.
– Нет. Уж что-что, а телевизор я отличить могу. Это был самый настоящий француз. А телефон ведь не мобильный, а домашний. Тебе не кажется странным, что в той ситуации, в которой сейчас находится жена Жана, совсем не должна играть музыка, да и смеяться никто не должен.