Ради Елены

Энтони ощутил невыносимую боль. Создать новую Елену? Она останется для него единственной. Он сам умер вместе с ней.

Ничего не видя вокруг, Энтони прошел мимо бывшей жены. В ушах звучали ее жестокие слова, и он слышал их даже на улице. Спотыкаясь, он добрел до машины, сунул ключ в замок зажигания. Когда Энтони отъехал от дома, на крыльцо выбежала Джастин.

Она окликнула его. Он увидел ее силуэт, промелькнувший в свете фар, прибавил скорость и, разбрызгивая гальку, помчался по Адамс-роуд.

Энтони было трудно дышать, в горле стоял комок. Он зарыдал — глухими, короткими всхлипами без слез, оплакивая дочь, своих жен и неудавшуюся жизнь.

Вскоре он свернул на Грейндж-роуд, затем на Бартон-роуд и выехал из города. Темнело, и над вспаханными полями и живыми изгородями сгущался туман. Но Энтони мчался вслепую, не обращая внимания на дорогу, а когда пригород уступил место фермам, остановился и вылез из машины. Подул резкий ветер, похолодало. На Энтони был только пиджак, но это не имело значения. Он поднял воротник и быстро зашагал мимо узкой калитки, крытых соломой коттеджей к ее дому.

Заглянув в окно, Энтони увидел, что она ходит по гостиной с кувшином в руках. Такая маленькая, такая хрупкая. Если бы он взял ее на руки, то не почувствовал бы тяжести, лишь легкое биение сердца и кипение жизни, которое поглощало его и наполняло радостью.

Энтони захотелось подойти к ней, услышать ее голос, обнять.

Он отступил на обочину дороги. В это время мимо промчалась машина, предупреждающе сигналя. Звук автомобильного гудка привел его в чувство.

Тем временем она подошла к камину и подбросила в огонь дров, как когда-то делал он сам, согреваемый ее теплым ободряющим взглядом, предвкушением ее ласк.

— Тонио, — шептала она, изнемогая от любви. И он отвечал ей:

— Тигрица, моя тигрица. — Этот призыв вырвался у него сейчас в темноту.

Линли приехал в Кембридж в половине шестого и направился на Булстрод-Гарденз, где оставил свой «бентли» перед домом, удивительно похожим на тот, где обитала Джейн Остин в Чотоне. Тот же дизайн: два створчатых окна и белая парадная дверь, на втором этаже — три окна. Дом был прямоугольный, надежный, ничем не примечательный, с черепичной крышей и несколькими простыми трубами. Однако Линли не ощутил того разочарования, которое охватило его в Чотоне. Там он ожидал увидеть уютный, типично английский коттедж под соломенной крышей, окруженный цветочными клумбами и деревьями. Однако было бы странно, если бы преуспевающий лектор отделения богословия поселил жену и детей в менее солидном жилище.

Линли вылез из машины и поежился от холода. Туман почти полностью окутывал дом, придавая ему романтический вид и являя взору царящее вокруг запустение. За низкой кирпичной стеной, отделявшей двор от улицы, находилась огромная цветочная клумба, вокруг которой шла подъездная дорожка, усыпанная желтой листвой. По-видимому, никто не подготовил почву к осени и зиме, и почерневшие высохшие стебли лежали на закаменевшей земле. По стене вился разросшийся гибискус. Слева от парадной двери к самой крыше взбирались побеги актинидии, почти закрывая своими цепкими усиками окно первого этажа, а справа то же растение пестрело листьями в бурых пятнах. Из-за этого симметричный фасад дома казался кривобоким.

Линли прошел под росшей у ворот березой. Из соседнего дома слабо слышалась музыка, и где-то вдалеке гулко хлопнула дверь, словно выстрелили из пистолета. Перешагнув через трехколесный велосипед, Линли поднялся на крыльцо и позвонил в дверь.

Послышались детские голоса, и двое детей бросились к двери. Маленькие руки не могли справиться с задвижкой и бессильно барабанили по деревянной двери.

— Тетя Лин! — раздался голос не то мальчика, не то девочки.

В соседней комнате зажегся свет, прорезав пелену тумана. Заплакал ребенок, и женский голос прокричал:

— Минуточку!

— Тетя Лин! Звонят в дверь!

— Знаю, Кристиан.

Над головой Линли вспыхнул свет, и он услышал звук открываемого засова.

— Отойди в сторонку, милая, — произнесла женщина.

В дверном проеме показались четыре фигуры в золотом ореоле света, лившегося из гостиной. Все словно сошли с картины Рембрандта: женщина в розовом свитере с младенцем на руках, завернутым в шаль брусничного цвета, и двое малышей, вцепившихся в ее ноги в черных шерстяных брюках, — мальчик с расплывшимся синяком под глазом и девочка с заводной игрушкой. Вероятно, именно она была причиной шума, услышанного Линли за дверью, поскольку представляла собой прозрачный пластиковый купол, и когда ее волочили по полу, внутри с грохотом подскакивали цветные шарики.