Вредная привычка жить

    Бедная длинноногая красавица уставилась на меня, ища поддержки и сочувствия, но я отмахнулась, пусть разбираются сами.

    – Нда-а, – протянула моя мама, – такие только в любовницы и годятся.

    – Мама, у Альжбетки горе, а ты к ней пристаешь, у нее жених от инфаркта умер!

    – Да ты что? – обрадовалась моя любезная Мария Андреевна. – Наверное, был уже немолод, женат и позарился вот на такую птицу…

    – Да не был он женат, – сказала я, слезая со стула.

    В моих руках была помятая коробочка с великой надписью: «Чтобы ты могла открыть любое сердце». Я нашла то, что искала.

    – Мы тут у тебя посидим немного… до темноты.

    – Это зачем, – опасливо спросила мама, – ты влипла в какую-то историю? Тебя ищет милиция?

    Пока что милиция меня не искала, но в перспективе все возможно.

    – Нет, мы просто такие страшные, что на улицу выходим, только когда стемнеет, чтобы людей не пугать, – ответила я.

    – Если бы не твой противный характер, ты бы давно могла выйти замуж и у меня бы были внуки, хотя хочу предупредить тебя сразу: я с ними сидеть не буду, жизнь показывает, что после детей самые неблагодарные – это внуки.

    Я потащилась на кухню организовывать легкий ужин, так как теперь у меня была возможность побаловать свою мамочку: мы с собой принесли три сумки, забитые продуктами, и огромный воздушный торт, так что от моей мамы требовалось просто поделиться с нами тарелками и заваркой.

    Через секунду мама стояла уже за моей спиной и негодовала:

    – Я люблю сырокопченую колбасу, а это что?

    – Мамуля, – нежно пропела я, – это и есть твоя любимая сырокопченая.

    – Где это написано?

    – Мама, посмотри на эту упругую бордовую палку, такой может быть только сырокопченая колбаса.

    – Еще это похоже на… – начала было Альжбетка, но под суровым взглядом Сольки осеклась.

    – И все же, – напирала мама, – если бы здесь было написано, что это колбаса сырокопченая, было бы лучше.

    – Дай мне ручку, – попросила я.

    – Зачем? – спросила моя драгоценная родительница.

    – Я напишу на этом батоне все, что ты захочешь.

    Мамочка фыркнула и стала доставать тарелки.

    – А что, у тебя вдруг завелись деньги?

    – Я же тебе рассказывала, что теперь у меня есть работа.

    – Я не желаю об этом слышать… Секретарша… Это же так стыдно… Я никому даже не могу сказать, кем работает моя дочь… Это почти что падшая женщина, я знаю, что делают все начальники со своими секретаршами!

    – Мой, к сожалению, не делает, – вздыхая, сказала я, – но я работаю в этом направлении.

    – Аня! – вскричала моя мама. – Ты вся в отца, он такой же распущенный и грубый!

    Альжбетка уже давно сидела на стульчике, поджав ноги, боясь, что гнев моей мамы перекинется опять на нее. Солька же время от времени открывала свой душевный ротик, чтобы смягчить положение, но тут же его захлопывала, не решаясь, как видно, перебить мою маму.

    – Мария Андреевна, – все же не удержалась Солька, – фирма, где работает Аня, очень хорошая, там так все строго…

    – Строго может быть только в Суворовском училище, но женщин туда раньше не брали, я узнавала, а то бы у меня сейчас была дочь, которой можно гордиться, – погоны на плечах и ордена на груди!

    – Чтобы б-были о-ордена, – заикаясь, сказала Солька, – ей бы пришлось отправиться на войну, в горячие точки, а там гибнут люди.

    – А что, лучше, чтобы у нее на груди были руки ее похотливого начальника?

    – Мама, я же тебе говорю, мне с начальником вообще не повезло, он непохотливый.

    Драгоценная Мария Андреевна положила на свою тарелку двадцать три кружочка сырокопченой колбасы, полбанки селедки и сказала:

    – Женщину украшает скромность, невинность и уважение к старшим.

    Ели мы молча.

    В десять мы стали прощаться, нам уже пора было в дорогу, да и нервы мои больше не выдерживали.

    – До свидания, девочки, – сказала моя мама, – будет приятно, если вы еще как-нибудь заедете, вдвойне будет приятно, если вы предупредите меня заранее о своем приезде, и совсем будет хорошо, если сырокопченая колбаса, которую вы привезете в следующий раз, будет менее жилистая, чем эта.

    Когда мы садились в машину, Альжбетка сказала:

    – Ань, если я когда-нибудь обижала тебя или, может, огорчала как-то, ты уж не сердись на меня, это я не со зла…