Вредная привычка жить

    – Для себя берегла, – продолжая улыбаться, сказала я и как бы случайно вернула плечико блузки на место, а то простудится еще… подруга все-таки…

    – Меня зовут Солька, – осмелела учительница ботаники.

    И вот она, минута триумфа!

    – Альжбетта, – протягивает эта каланча – метр восемьдесят плюс каблуки.

    – Мне очень приятно, – галантно говорит Воронцов.

    – Девочки, а вы не забыли, что там где-то высоко-высоко вас ждет приятный сюрприз? – спрашиваю я.

    Солька тут же подскакивает и бежит по ступенькам вверх: три миллиона для нее достаточный стимул, чтобы преодолеть несколько лестничных пролетов за две секунды, а главное, пренебречь импозантным мужчиной.

    Альжбетка же несколько из другого теста, ее тоже манят деньги, и она бы побежала наверх не задумываясь, но тут рядом – только руку протяни – живой, теплый и бесподобный Воронцов!

    – Солька! – кричу я. – Ты кое-что забыла!

    Она оборачивается, видит, что Альжбетка не может сама себе помочь, бежит обратно, хватает ее за руку и тащит вверх. Альжбетка плохо преодолевает ступеньки, потому что мысленно она все еще стоит около лифта, напротив Воронцова.

    – Да шевелись ты, курица, – подгоняет ее Солька, и они исчезают за лестничным пролетом.

    Мне же остается только надеяться, что лифт сейчас стоит раскрытый на нашем этаже, что тетя Паша там не моет полы, что Потугины крепко спят и что Воронцов ничего не видел и ни о чем не догадывается.

    – Ты почему так поздно приходишь домой?

    – А вам-то что?

    – Беспокоюсь за бесценную сотрудницу.

    – Так это все из-за вас: отгулов не дали, так что приходится любимую мамочку по ночам проведывать.

    – Ты хочешь, чтобы я в это поверил?

    – Солька! – крикнула я. Где-то на третьем этаже между перилами появилась Солькина голова. – Где мы были?

    – У твоей ненормальной матери, – ответила она и исчезла.

    – Я чиста и невинна, а вы меня вечно в чем-то подозреваете, – улыбаясь, сказала я. – Сами-то что здесь делаете?

    – Волновался.

    Воронцов взял мою руку, сжал пальцы, потом его рука скользнула к моему локтю… Я занервничала.

    – Иногда многие вещи кажутся всего лишь игрой, – сказал он, – а потом все очень плохо заканчивается.

    – К чему вы это?

    – Люди, которые сегодня приходили в мой кабинет, – твои соседи.

    – Я знаю.

    – И они искали Селезнева, а он вообще-то мертв.

    – Я знаю.

    Воронцов сжал мой локоть.

    – Подумай, твоя ли это игра… Чего ты хочешь?

    Я взглянула в его глаза: каштаны уже набирали силу, зеленые почки набухли, и оставалось лишь мгновение, чтобы листья расправили свой узор…

    – Я хочу, чтобы вы поцеловали меня.

    Воронцов улыбнулся и погладил меня по щеке.

    – А твоя ненормальная мама разве не будет против?

    – Будет.

    – Тогда, пожалуй, мы повременим.

    Развернувшись, он направился к двери, а я стала медленно подниматься на свой этаж.

    Моя квартира была нараспашку: посередине коридора стоял сейф, заботливо прикрытый Солькой моим кухонным полотенцем. Я так и не поняла – она хотела его украсить или спрятать под этим носовым платком… Альжбетка сидела на тумбочке и обмахивала лицо рекламным проспектом, а Солька, приложив ухо к дверце сейфа, крутила колесики и слушала.

    – Пока не тикает, – объявила она, – но я переберу все комбинации.

    – Все сейчас встают и быстренько отправляются по месту прописки, – сказала я, вешая сумку на крючок.

Глава 21

    Семенов оказывается Хрустящим Батончиком, и мне ничего не остается, как стать Сладким Персиком

    Слева лежали просто фантики, рядом красовались фантики, в которые были завернуты пережившие клиническую смерть жевательные резинки, справа – горочка мелочи и визитки, накопленные лет за пять: кафе, солярий, психоаналитик, химчистка… Все это складировалось во внутренних карманах моей сумки. Посередине возвышалась гора косметики: замусоленные тюбики с тональным кремом, зеркальце с отбитым углом, помады, пахнущие так, что их можно было спутать с гуталином, пудра, которую было страшно открывать, потому что она когда-то упала со второго этажа, карандаши и прочая ерунда, а на вершине всей этой кучи барахла лежал перстень с черным камнем.