Не было печали

— М-м. Но ведь покупатели заплатили запрошенную цену. Тридцать миллионов, писали в газете.

Вигдис горько усмехнулась:

— Выходит, и вы купились. Что ж, понятно, красивая история — фирма продается, чтобы владелец мог больше заниматься семьей. Арне на такие штучки горазд, этого у него не отнимешь. Я скажу так — у него был выбор: либо добровольно расстаться с предприятием, либо объявить себя банкротом.

— Ну а где же тридцать миллионов?

— Арне, когда захочет, может быть чертовски обаятелен. Люди в таких случаях легко ему верят. Поэтому он прекрасно ведет переговоры, особенно в сложных ситуациях. Вот почему и банк, и поставщик некоторое время помогали ему удерживать фирму на плаву. В права собственности вступил поставщик, но в договор с ним, который должен был стать актом о безоговорочной капитуляции, Арне удалось включить два пункта. Во-первых, он сохранил за собой загородный дом, который записан на его имя. А во-вторых, покупатель согласился указать цену в тридцать миллионов. Для него это не суть важно — именно столько задолжало ему «АО Албу». А вот для имиджа Албу это имело колоссальное значение. Ему ведь главное — лицо сохранить. А тут вместо банкротства удачная продажа предприятия. Не слабо, правда?

Она откинула голову и расхохоталась. Харри заметил небольшой шрам у нее на шее прямо под подбородком.

— Ну а что насчет Анны Бетсен? — поинтересовался он.

— Его шлюхи? — Она положила свои стройные ноги одну на другую, пальцем убрала со лба прядь волос и уставилась равнодушным взглядом в какую-то точку на стене. — Да она для него просто игрушкой была. А ошибка его в том, что он слишком открыто похвалялся в своей мужской компании любовной связью с настоящей цыганкой. Но далеко не все, кто ходил у Арне в друзьях, считали себя обязанными хранить его тайны. Короче говоря, мне все стало известно.

— Ну и?

— Я дала ему шанс. Ради детей. Я женщина разумная, — она посмотрела на Харри из-под тяжелых век. — Но он им не воспользовался.

— А может, он понял, что она для него не просто игрушка?

Она не ответила, только сжала тонкие губы.

— У него был кабинет или что-то в этом роде? — спросил Харри.

Вигдис Албу кивнула.

И повела его наверх по лестнице.

— Случалось, он запирался здесь до полуночи, — она открыла дверь в чердачную комнату с видом на крыши соседних домов.

— Работал?

— Сидел в Интернете. Он для него словно наркотик был. Говорил, что ищет информацию об автомобилях и все такое прочее, но бог его знает.

Харри подошел к письменному столу и вытащил один из ящиков:

— Пусто.

— Он все забрал, что у него в столе было. Уместилось в пластиковом пакете.

— И компьютер тоже?

— Да у него ноутбук был.

— К которому он иногда подключал свой мобильник?

Она удивленно подняла бровь:

— Да мне-то откуда знать?

— Это я просто размышляю.

— Еще что-нибудь хотите посмотреть?

Харри обернулся. Вигдис Албу стояла в дверном проеме, опершись поднятой над головой рукой о косяк и подбоченясь другой. Его поразило ощущение дежавю.

— У меня последний вопрос, фру… Вигдис.

— Что, неужели так торопитесь, старший инспектор?

— Да у меня там таксометр внизу тикает. Вопрос очень простой. Как вы думаете, он мог ее убить?

Она в задумчивости смотрела на Харри, слегка постукивая каблуком по порогу. Харри ждал.

— Когда я сообщила ему, что мне все известно о его связи с этой шлюхой, он мне сказал: «Никому не говори об этом, Вигдис». Представляете? Мне нельзя об этом распространяться! Для Арне главное, чтобы все думали, будто мы счастливы в браке, а не то, что было на самом деле. А отвечу я тебе так, старший инспектор: понятия не имею, на что способен этот человек. Я его не знаю.

Харри выудил из внутреннего кармана визитную карточку:

— Позвоните мне, если он попытается связаться с вами или если узнаете, где он находится. Сразу же.

Вигдис разглядывала визитку с легкой улыбкой на бледно-розовых губах:

— Только и всего, старший инспектор?

Харри не ответил.

На крыльце он обернулся:

— Вы кому-нибудь об этом рассказывали?

— О том, что муж мне изменял? Вы в своем уме?

— Ну и отлично. Я знаю, что вы женщина практичная.

Она широко улыбнулась.

— Восемнадцать минут, — сказал Эйстейн. — Черт, у меня уже поджилки трястись начали.