Том 20. Письма 1887-1888

А. Чехонте.

Поклоны всем.

На обороте: Москва,

Кудринская Садовая, д. Корнеева

Марии Павловне Чеховой.

Чехову Ал. П., 20 апреля 1887

262. Ал. П. ЧЕХОВУ ^*

20 апреля 1887 г. По пути в Новочеркасск.

20-го апр.

Я жив и здрав. Сейчас еду (через час по столовой ложке) по Донецкой дороге.

Отчего не пишешь?

Пиши в Таганрог.

Поклон твоим.

А. Чехов.

На обороте: Петербург,

Кавалергардская 20, кв. 42

Александру Павловичу Чехову.

Чеховой М. П., 23 апреля 1887

263. М. П. ЧЕХОВОЙ ^*

23 апреля 1887 г. Зверево.

3 часа ночи. Опять сижу в Звереве, чтобы ехать в Новочеркасск на свадьбу. Считаю минуты и, томясь духом, вспоминаю о своем московском ложе. Считаю минуты, пью медленно чай, заговариваю с пассажирами, читаю «Календарь для врачей», но от этого время не кажется короче.

В субботу опять к Кравцову и опять ждать в Звереве 9 часов. Уф!!!

О житье у Кравцова буду писать длинно ^* . Живется у него недурно: лес, степь в широких размерах, дудаки, дураки, кислое молоко и еда 8 раз в день. Живя у Кравцова, можно излечиться от 15 чахоток и 22-х ревматизмов. Впрочем, геморрой не поддается. Кланяюсь всем. Что поделывает М. Забелин ^* ?

А. Чехов.

На обороте: Москва,

Кудринская Садовая, д. Корнеева

Марии Павловне Чеховой.

Чеховым, 25 апреля 1887

264. ЧЕХОВЫМ ^*

25 апреля 1887 г. Черкасск.

25 апрель.

Сейчас еду из Черкасска в Зверево, а оттуда по Донецкой дор<оге> к Кравцову. Вчера и третьего дня была свадьба ^* , настоящая казацкая, с музыкой, бабьим козлогласием и возмутительной попойкой. Такая масса пестрых впечатлений, что нет возможности передать в письме, а приходится откладывать описание до возвращения в Москву. Невесте 16 лет. Венчали в местном соборе. Я шаферствовал в чужой фрачной паре, в широчайших штанах и без одной запонки, — в Москве такому шаферу дали бы по шее, но здесь я был эффектнее всех.

Видел богатых невест. Выбор громадный, но я всё время был так пьян, что бутылки принимал за девиц, а девиц за бутылки. Вероятно, благодаря моему пьяному состоянию здешние девицы нашли, что я остроумен и «насмешники». Девицы здесь — сплошная овца: если одна поднимется и выйдет из залы, то за ней потянутся и другие. Одна из них, самая смелая и вумная, желая показать, что и она не чужда тонкого обращения и политики, то и дело била меня веером по руке и говорила: «У, негодный!», причем не переставала сохранять испуганное выражение лица. Я научил ее говорить кавалерам: «Как ви наивны!»

Молодые, вероятно, в силу местного обычая, целовались каждую минуту, целовались взасос, так что их губы всякий раз издавали треск от сжатого воздуха, а у меня получался во рту вкус приторного изюма и делался спазм в левой икре. От их поцелуев воспаление на моей левой ноге стало сильнее.

Не могу выразить, сколько я съел свежей зернистой икры и выпил цимлянского! И как это я до сих пор не лопнул!

Скажите Я. А. Корнееву, что ему кланялся некий Похлебин — субъект с бакенами и с головой редькой хвостом вверх ^* .

Катар кишок оставил меня с того самого момента, как я уехал от дяди. Очевидно, благочестивый воздух действует на кишки расслабляюще.

Вчера я послал в «Пет<ербургскую> газету» рассказ ^* . Если 15-го мая у Вас не будет денег, то Вы можете получить гонорар из «Газеты» ^* , не дожидаясь конца месяца, а послав счет за 2 рассказа. Мне ужасно тяжело писать… Тем для «Нов<ого> времени» много, но такая жара, что даже письмо тяжело писать.

У меня деньги на исходе. Приходится жить альфонсом. Живя всюду на чужой счет, я начинаю походить на нижегородского шулера, который ест чужое, но сверкает апломбом.

Сию минуту хозяева мои уехали. Я обедал solo и вспоминал гончаровского Антона Ивановича ^* : передо мной стояли горничные, а я милостиво кушал и снисходил до беседы с Ульяшами и Анютами.

В Звереве придется ждать от 9 вечера до 5 утра. В прошлый раз я там ночевал в вагоне II класса на запасном пути. Вышел ночью из вагона за малым делом, а на дворе сущие чудеса: луна, необозримая степь с курганами и пустыня; тишина гробовая, а вагоны и рельсы резко выделяются из сумерек — кажется, мир вымер… Картина такая, что во веки веков не забудешь. Жалею, что Мишке нельзя было поехать со мной. Он ошалел бы от впечатлений.

---