Том 20. Письма 1887-1888

4) Характеры достаточно рельефны, люди живые, а изображаемая в пьесе жизнь не сочинена. Придирок и недоумений по этому поводу пока еще не слышал, хотя выдерживаю ежедневно подробнейший экзамен.

5) Иванов очерчен достаточно. Ничего не нужно ни убавлять, ни добавлять. Суворин, впрочем, остался при особом мнении: «Я Иванова хорошо понимаю, потому что, кажется, я сам Иванов, но масса, которую каждый автор должен иметь в виду, не поймет его; не мешало бы дать ему монолог».

6) Буренину не нравится, что в первом действии нет завязки — это не по правилам.

7) Самым лучшим и самым необходимым в интересах характеристики Иванова большинством признано то место в IV действии, где Иванов прибегает перед венцом к Саше. Суворин в восторге от этого места.

8) Чувствуется в пьесе некоторая теснота вследствие изобилия действующих лиц; лица изобилуют в ущерб Сарре и Саше, которым отведено недостаточно места и которые поэтому местами бледноваты.

9) Конец пьесы не грешит против правды, но тем не менее составляет «сценическую ложь». Он может удовлетворить зрителя только при одном условии: при исключительно хорошей игре. Мне говорят:

— Если вы поручитесь, что Иванова везде будут играть такие актеры, как Давыдов, то оставляйте этот конец, в противном же случае мы первые ошикаем вас.

Есть еще много пунктов, но трудно их всех уложить в одно письмо. Подробности сообщу при свидании.

Судя по длинной защитительной речи ^* , помещенной в понедельницком Nомере «Новостей дня», разговоры о моем «Иванове» еще не улеглись в Москве. В Питере о нем тоже говорят, и, таким образом, я рискую сделаться маньяком.

Что касается исполнения моей пьесы в театре Корша, то в питерских редакциях отзываются о нем покойно и тепло: были получены до моего приезда длинные хвалебные отзывы (параллельно были присылаемы моими доброжелателями «корреспонденции», содержащие в себе чёрт знает что…)

Резюме: из искры получился пожар. Из пустяка почему-то выросло странное, малопонятное светопреставление.

Что касается меня, то я поуспокоился на питерских хлебах и чувствую себя совершенно довольным. Вы изображали моего Иванова — в этом заключалось всё мое честолюбие. Спасибо и Вам, и всем артистам. Будьте здоровы и счастливы.

Искренно преданный А. Чехов.

Поклон А. С. Янову. Ваши поклоны я передал всем. Григорович в Ницце. Завтра буду писать ему ^* об «Иванове» и о Вас.

Чеховым, 3 декабря 1887

343. ЧЕХОВЫМ ^*

3 декабря 1887 г. Петербург.

3 декабрь.

Милостивые государи и милост<ивые> государыни!

Пишу сие в ред<акции> «Осколков» в ожидании Голике, к к<ото>рому иду обедать. Живу у Александра. Грязь, вонь, плач, лганье; одной недели довольно пожить у него, чтобы очуметь и стать грязным, как кухонная тряпка.

Зато Питер великолепен. Я чувствую себя на седьмом небе. Улицы, извозчики, провизия — всё это отлично, а умных и порядочных людей столько, хоть выбирай. Каждый день знакомлюсь. Вчера, например, с 10½ часов утра до трех я сидел у Михайловского (критиковавшего меня в «Северном вестнике») ^* в компании Глеба Успенского и Короленко: ели, пили и дружески болтали ^* . Ежедневно видаюсь с Сувориным, Бурениным и проч. Все наперерыв приглашают меня и курят мне фимиам. От пьесы моей все положительно в восторге, хотя и бранят меня за небрежность. Мой единственный оттиск ходит теперь по рукам, и я никак не могу поймать его, чтобы отдать в цензуру.

Суворин злится за то, что я свою пьесу отдал Коршу; по его мнению, ни труппа Корша, ни московская публика (?) не могут понять «Иванова». Московские рецензии возбуждают здесь смех. Все ждут, когда я поставлю пьесу в Питере, и уверены в успехе, а мне после Москвы так опротивела моя пьеса, что я никак не заставлю себя думать о ней: лень и противно. Как только вспомню, как коршевские г<…> пакостили «Иванова», как они его коверкали и ломали, так тошно делается и начинаешь жалеть публику, к<ото>рая уходила из театра не солоно хлебавши. Жаль и себя и Давыдова.

Суворин возбужден моей пьесой. Замечательно: после коршевской игры ни один человек из публики не понял Иванова, бранили меня и жалели, здесь же все в один голос уверяют, что мой Иванов обрисован достаточно, что нет надобности ни прибавлять, ни убавлять его.

---