Замуж за иностранца, или Русские жены за рубежом

Ирина вынула у ребенка изо рта соску и продолжила свой рассказ:

— Беременность была слишком тяжелой. Мы по-прежнему много ссорились. Мой муж ударил меня в первый раз, когда ребенку был всего месяц. Он просто хорошенько накачался пивом, а ребенок много плакал и его раздражал. После этого он клялся, что никогда больше меня не ударит. Мол, выпил лишнего. Стоял на коленях, просил прощения. Я подумала про то, что фраза «ударивший однажды обязательно ударит дважды» не про меня, и его простила. Той ночью я долго думала, почему так произошло. Почему он поднял на меня руку? Я пришла к выводу, что я сама во всем виновата, что я проявила бесхарактерность и позволила моему мужу мною манипулировать. Когда я еще до рождения ребенка сказала мужу, что хочу с ним расстаться, он мне не поверил. Разве марионетка способна на такое? За всю нашу совместную жизнь я так и не смогла выработать способность отстаивать свое мнение. Я вечно терпела, пыталась его оправдать, боялась обидеть и вот таким образом и стала жертвой деспотизма. Понимаешь, деспоты всегда находят женщин-жертв, которых легко себе подчинить. Я познакомилась с девушками, которые не смогли ужиться со своими мужьями, но все равно остались в Голландии. При всем том, что им довелось пережить, они продолжают верить только в хорошее. Они учат язык, получают новую профессию, работают, чувствуют себя свободными, имеют право выбора и живут своей жизнью, а не жизнью кого-то. А у меня не получилось сделать подобный шаг. Большую роль играет совместный ребенок. Знаешь, несмотря на все трудности, я привыкла к этой стране. Чем дольше я в ней живу, тем больше меняется мое мировоззрение. Но тем не менее то, что было вложено в меня с детства, никуда не уходит. Оно всегда со мной и во мне. Да и от ностальгии никуда не денешься. Быть туристом и иммигрантом — это две разные вещи. Иногда хочется отдать все на свете за глоток свежего воздуха с родины. За привычную давку в трамвае, за задушевные посиделки с подругами, разговоры по душам с мамой. Но остается только плакать в подушку и с нетерпением ждать телефонных разговоров с родными.

— А почему ты сейчас здесь очутилась?

— Муж в очередной раз избил. Я только ребенка и пакет с молоком схватить успела и выбежала на улицу, — Ирина тяжело вздохнула и добавила: — Он меня теперь периодически избивает. Это называется «уму-разуму учит». Он еще следом за мной выскочил, но, на мое счастье, проезжала полицейская машина. Вот так я здесь и оказалась.

— А почему ты здесь? — я обвела взглядом сидящих рядом с нами малоприятных личностей. — Ты же с ребенком все-таки. Почему тебя сюда посадили, если ты никакого преступления не совершала?

— Можно подумать, ты совершала!

— Я нет, — нервно замотала я головой и ощутила, как пересохло у меня во рту.

— Потому что голландская полиция такая же малоприятная, как и отечественная милиция. Хорошо хоть рапорт об избиении составили.

— Твоего мужа теперь посадят?

— Скажешь тоже! Это же его страна, а я здесь — никто. Сейчас за него вступятся соседи, его родители.

— Так ты домой полетишь?

— Нет, — покачала головой Ирина.

— Почему? — опешила я.

— Меня скоро выпустить должны и в приют определить. С ним уже созвонились. Домой я возвращаться не хочу, несмотря на то что я с ребенком. Сначала в приюте поживу, а там видно будет. Не этот муж, так другой. Без мужика я не останусь. Жизнь подарит мне новую встречу и новую любовь. Я даже не сомневаюсь.

— А домой-то не легче вернуться?

— Может быть, вернусь, но не сейчас. Я для себя так решила, — в глазах Ирины показались слезы.

В этот момент нашу тихую беседу нарушил полицейский: он что-то сказал Ирине на голландском. Ирина нервно улыбнулась, утвердительно кивнула головой и встала, осторожно покачивая ребенка.

— Ты уходишь? — всполошилась я, что из моей жизни уходит что-то родное, близкое, душевное, кровное.

Я хорошо понимала, что если уйдет Ирина, то мне будет не с кем переброситься хоть одной русской фразой.

— За мной приехали.

— Из приюта?

— Нет. Муж со свекровью.

От удивления я широко открыла глаза.

— И ты пойдешь?

— Да.

— Но ведь он тебя бьет, а может быть, когда-нибудь и убьет, — я буквально взорвалась от возмущения. — Может, лучше в приют?!

— В приют я всегда успею, когда будет самый крайний случай.

— А сейчас, значит, не крайний? Крайний будет, когда ребра переломают?