Власть без славы

Затем мы проследовали в Уайтхолл, где состоялась торжественная церемония в честь принца Филипа. Она была несколько сокращена из-за траура по герцогу Норфолку. Бедный Норфолк! В годы правления моего отца он чудом избежал казни, просидев чуть ли не полжизни в Тауэре, а когда я выпустила его на свободу, он уже был не тот. Незадолго перед смертью ему пришлось пережить поражение от мятежников Уайятта, против которых он выступил с малочисленным отрядом гвардейцев. Норфолк был настоящим другом и заслужил, чтобы память о нем сохранилась в наших сердцах.

В Виндзоре Филипу был вручен орден Подвязки со всеми полагающимися почестями.

Я была влюблена как девчонка, стараясь угодить ему чем только возможно. Наверное, со стороны это выглядело смешно, но что делать, если мне выпало счастье любить не в юности, а в довольно преклонные годы, после стольких испытаний, через которые мне пришлось пройти.

Я хотела, чтобы Филип был коронован. Ренар тоже считал это важным со всех точек зрения.

– Он должен получить надлежащий статус, – говорил посол, – к тому же это и вам облегчит жизнь – часть вашего тяжкого бремени ляжет на его плечи.

– Я только об этом и мечтаю, – воскликнула я, решив тут же переговорить с Советом.

Но Совет воспринял мое предложение без особого энтузиазма. Гардинер заявил, что «народ это плохо воспримет».

– Но я – королева, и мое желание что-то значит, – сказала я. – Я желаю сохранить традиции моего отца.

– То было совсем другое время, – возразил Гардинер, – тогда люди не посмели бы восстать, как это случилось с Уайяттом. Да и ваша сестра…

– Знаю, вы хотели бы убрать ее, но я не позволю. Она не имеет отношения к заговору. И я уверена, что мои подданные положительно отнесутся к тому, что мой супруг помогает мне в управлении страной.

– Еще рано, – заметил Гардинер, – надо подождать, пока улягутся страсти.

Подождать не значило отказаться от коронации, и я согласилась на компромисс.

Он оказался прав – народ, с огромным энтузиазмом встречавший пышные церемонии, сопровождавшие приезд Филипа с многочисленной свитой, вскоре начал проявлять враждебность к чужестранцам, и особенно к испанцам. Пошли разговоры, что на улицах Лондона испанцев больше, чем местных жителей. И вот уже был выброшен лозунг: «Англия для англичан! Нам не нужны иностранцы!» Обстановка накалялась – богатые испанцы вызывали зависть у горожан, мальчишки бегали за ними, дразня и забрасывая камнями, то и дело возникали ссоры, кончавшиеся потасовками. В результате испанцы стали бояться в одиночку ходить по улицам – их не только били, но и грабили.

Мне было стыдно за своих соотечественников, но Филипа, казалось, это не трогало – он по-прежнему оставался вежливым и невозмутимым. Я предложила ему английских придворных и слуг, но он не расстался с собственным двором, а взял дополнительно двух слуг-англичан, содержание которых стоило ему недешево, однако он ни слова не сказал по этому поводу.

Мы никогда с ним не говорили по душам, а мне так хотелось, чтобы он был более раскованным. Но он почти целыми днями сидел у себя в кабинете, много времени уделяя переписке с отцом, поэтому мы беседовали в основном на людях. Когда же оставались одни в спальне, он и тогда ограничивался парой нежных слов.

В сентябре мне начало казаться, что я забеременела. Но полной уверенности не было, потому что всю жизнь я страдала нарушениями цикла и сейчас могла судить о своем состоянии лишь по особому душевному подъему, который можно было сравнить, наверное, с тем чувством, какое испытала Дева Мария, получив ангельскую весть.

Вот оно – то, чего мне так недоставало! Мой ребенок! Ради того, чтобы держать его на руках, стоило перенести в жизни все. Все прошлые обиды, огорчения, трудности – ничто в сравнении со счастьем материнства.

Я боялась даже слово кому-нибудь сказать – не дай Бог мне показалось. Но переполнявшее всю меня счастье говорило, что я не ошибалась.

* * *

Прошел сентябрь. И с каждым днем моя уверенность возрастала. Мне хотелось петь, чтобы все вокруг слышали: «Благослови, душа моя, Господа… У меня будет ребенок… Мой ребенок… Сын!» О, сколько же радости он принесет с собой! Только бы время бежало побыстрей. Когда же наступит тот счастливый день? В мае? Да, кажется, в мае я рожу своего первенца, и, кто знает, может быть, у меня еще будут дети…

Я ни о чем не могла думать, кроме будущего ребенка.

Моя верная Сьюзан заметила происшедшую перемену и вопросительно поглядывала на меня, ожидая, что я ей расскажу сама. Но я решила держать все в секрете, хотя мне это и стоило огромных усилий. Я тут же представляла себе, как она начнет причитать, зная о моих женских болезнях: «А вы уверены, Ваше Величество? Вы не могли ошибиться?» Мне так не хотелось, чтобы моя радость была омрачена сомнениями.