Власть без славы

Когда все собирались вместе и с нами был Филип, ее редко можно было видеть, но я заметила, что, когда она все-таки присутствовала, Филип проявлял к ней особое внимание, хотя и был обычно любезен со всеми моими дамами.

Вскоре я, однако, забыла о Магдалене под натиском гораздо более важных событий.

У меня из головы не выходила мысль, что я все-таки не осуществила свою миссию – Англия по-прежнему оставалась вне римской церкви, хотя на то и были объективные причины. И все-таки откладывать это на неопределенный срок было нельзя.

И вот – радостная новость: Реджинальд Поул возвращался с континента домой.

У него были напряженные отношения с императором, который не простил ему то, что Реджинальд высказался против моего брака с Филипом. Я объясняла это тем, что Реджинальд беспокоился обо мне, считая, что я уже немолода, чтобы рожать детей. Он, как никто, мечтал о возвращении Англии в лоно католической церкви, но думал, что это можно сделать и не прибегая к браку.

Уверена, император не хотел, чтобы Реджинальд приезжал, так как, зная о нашей дружбе, он считал, что Реджинальд станет моим главным советчиком во всех делах. Если бы не отношение императора, Реджинальд уже давно бы вернулся, так как его вынужденная ссылка кончилась со смертью моего отца и моим восшествием на престол.

Реджинальда я ждала с нетерпением.

Стоял ноябрь. Я была уже абсолютно уверена в своей беременности и счастлива безумно, а тут еще Реджинальд, с которым мы не виделись Бог знает сколько лет! Он был не очень здоров, а потому ехал не спеша, с удобствами – сначала на королевской яхте до Кале и оттуда в Довер.

Когда мне сообщили, что он благополучно добрался до Англии и направился в Грейвсенд, сопровождаемый внушительной кавалькадой, я тут же выслала королевскую баржу, украшенную спереди крестом, которая ждала его в Грейвсенде. На барже он и прибыл к Уайтхоллу.

На набережной у причала его встречал Гардинер, а при входе во дворец – Филип. Я же стояла на верхней ступеньке лестницы.

С каким чувством мы обнялись! Как будто не пролетело столько лет, и я по-прежнему была влюблена в него, мечтая, что он станет моим женихом!

Но все это было в прошлом. А сейчас Реджинальд стал стар, но сохранил прежний благородный облик и то же мягкое, доброе выражение лица, которое я так любила. Его темно-русые волосы и борода стали совсем белыми. Среднего роста, хрупкого телосложения, он тем не менее казался выше стоявшего рядом Филипа.

– Добро пожаловать домой, – сказала я, – как приятно видеть вас снова здесь. И я не сомневаюсь, что с вашим приездом все… скоро встанет на свои места.

Он поздравил меня с замужеством. Я удивленно посмотрела на него, заметив, что он был против.

– Я ошибся, – сказал он мягко, видя мое сияющее лицо, – все получилось как нельзя лучше. Я счастлив за вас.

Он говорил искренне, я была уверена в этом. Может быть, у него в памяти и сохранились те дни, когда его мать и моя хотели видеть нас вместе. Но жизнь сложилась иначе. Он вынужден был уехать и тем самым избежал участи всей своей семьи, сложившей головы на плахе. У меня же теперь был Филип, которого я не променяла бы ни на кого на свете.

Мне было радостно оттого, что я снова вижу Реджинальда и что он приехал помочь установить в моей стране высшую церковную власть Папы Римского. Я благодарила Бога за то, что он сохранил мне жизнь и возвел на престол, дабы исполнить Его волю.

Гардинер поднялся по лестнице и подошел к нам, чтобы повести Реджинальда в Ламбет-пэлэс.

* * *

Моя радость от встречи с Реджинальдом вскоре сменилась грустью – я почувствовала в нем глубокую печаль и горечь озлобления против моего отца.

Нам часто удавалось побыть наедине, и тогда он начинал говорить о своей семье, обо всех, кто был убит. Единственным оставшимся в живых был Джеффри, неудачно пытавшийся покончить с собой и теперь доживавший остаток дней за границей. Реджинальд не мог смириться со смертью матери, моей незабвенной леди Солсбери, которую зарубили насмерть.

– Моя мать, – говорил он, – была святая, самая набожная из всех, кого мне приходилось видеть. Она мухи не могла обидеть… И так умереть…

Я плакала вместе с ним, вспоминая многие дни нашей жизни.

– Но теперь все в прошлом, Реджинальд, – пыталась я его успокоить, – да, судьба жестоко обошлась с вами и со всей вашей семьей, но мы все равно ничего не сможем изменить.

– Я не могу воспринимать себя иначе как сыном мученицы, невинной жертвы. И никогда не забуду свою мать.