Красная сирена

– Мы куда теперь едем?

Хьюго, пряча улыбку, поднял голову. Они с Алисой видели друг друга в зеркале. В ее глазах он снова заметил проблеск сообразительности.

– В Дюссельдорф, – ответил он. – Мы сделаем небольшой стратегический крюк.

Девочка глубоко вздохнула и снова уставилась в окно.

Через пару секунд она холодно произнесла:

– Не думаю, что это хорошая идея… Это отда­ляет меня от цели.

Хьюго растерялся, не зная, что отвечать. Ко­нечно, это не самая прямая дорога в Португалию, но не может же он рассказать ей про организацию или про Витали Гузмана!

Хьюго решил импровизировать, затронув струнку доверия, хоть и не был уверен, что с такой волевой умницей, как Алиса, это не заведет его в тупик.

– Скажи, ты мне доверяешь?

Слегка обернувшись, он заметил легкое движе­ние, означавшее согласие.

– Я должен встретиться с одним человеком, ко­торый нам поможет. Его зовут Витали. Вот уви­дишь… Идет?

Их взгляды снова встретились в зеркале. Хью­го убавил звук.

– А теперь, если не возражаешь, расскажи мне все как есть. Кто ты? А эти вооруженные типы, ко­торые тебя преследуют? Что за человек твоя мать? Наконец, что за гребаная тайна кроется за всей этой историей? Хорошо?

Он старался говорить холодным, отстраненным тоном. И это сработало. Голосом, срывающимся от волнения и усталости, Алиса снова начала развора­чивать перед почти незнакомым ей человеком кар­тину своей более чем странной жизни. По непонят­ным ей самой причинам она поведала встреченному в ночи человеку крайне важные сведения, которые не доверила даже той женщине из амстердамской полиции. Вот уже некоторое время ей снятся кош­мары. Отсюда все и пошло.

7

«Вечер окончательно испорчен, – думал Вильхейм Брюннер. – А теперь еще и это…»

Ева готова была взорваться, это точно, и по­следствия будут разрушительными для ближай­шего окружения. Когда она вот так «перегрева­лась», старикам, больным и слабым лучше было не попадаться ей на пути. Как тому болвану слуге, ко­торому Ева врезала по роже, потому что он не ус­пел вовремя убраться, хотя она вопила, отсылая его.

Все рухнуло. Слежка Кеслера стала сущей ка­тастрофой. Южноафриканцу не оправдаться. Как только вернется, понесет телесное наказание.

Алиса воспользовалась ситуацией и сбежала. С наступлением ночи напряжение в гостиной нара­стало. Ева превратила комнату в кризисный штаб, развесив по стенам карты Европы и потребовав, чтобы все, включая Освальда, были готовы к ночи без сна. Один из ее телохранителей установил на столе рацию, которой манипулировал темноволо­сый очкарик.

Ева приказала Сорвану возглавить операцию и разослать патрули на юг Голландии, охватив все основные магистрали. Франция, Бельгия. Эти ко­манды должны были координировать свои дейст­вия с людьми Кеслера, подстерегая Алису повсюду: на вокзалах, автобусных станциях, бензозаправках. Девочка наверняка пробирается на юг. Люди Со­рвана устроят ей засады. Ева начала прикалывать цветные флажки на большую карту Европы, вися­щую рядом с дверью.

Зеленые – машины Кеслера – из Амстердама на юг. Красные – группы Сорвана – через германо-швейцарскую границу на Страсбург, Мец и Нанси.

Позже, вечером, Ева влепила пощечину Ос­вальду за то, что тот, как ей показалось, слишком медленно выводил замороженные в Голландии средства, а потом взглядом дала понять Дитеру Борвальту, что дойдет очередь и до него.

По последним сведениям из министерства, кон­тора Хасленса и Хаммера вынуждена была сооб­щить властям новый адрес. Из Амстердама должен прибыть полицейский для допроса.

Следом за этим Ева прицепилась к человеку, которого назначила ответственным за операцию «Караван»: стремительную эвакуацию студии и вывоз всех кассет в Швейцарию, а оттуда – в подготовленный Евой тайник. «На все у вас ухо­дит вдесятеро больше времени», – орала она, хо­тя несчастный сколотил команду из восьми чело­век и нанял два грузовичка, готовых выехать той же ночью.

Окончательно вывело Еву из себя сообщение, полученное по радио от одной из патрульных бри­гад Кеслера. Они заметили Алису где-то на грани­це с Бельгией, на автостоянке. Она сидела в серой «вольво», которую вел неизвестный.

Первоначальная эйфория быстро сменилась растущим напряжением. Лицо Евы стало мрачным и жестким, а это не сулило ничего хорошего. Сооб­щение о том, что «вольво» оторвалась от преследо­вателей, стоило жизни статуэтке из слоновой кос­ти и зеркалу эпохи Людовика XV, висевшему над каминной полкой.