51  

Ни в словах Томо, ни в его поведении не было ничего неестественного, да и то, что он говорил, казалось вполне правдоподобным. Тамаё попалась на крючок.

— Хорошо. Будь по-вашему.

Тамаё подгребла к моторке.

— Положите весла в лодку, — сказал Томо. — Если их унесет, потом не отыщешь. Я придержу моторку, а вы переходите Осторожно…

— Да, все в порядке.

Тамаё казалось, что она все делает правильно, шагнула — и в этот момент одна из лодок сильно накренилась.

— Осторожно!

Она споткнулась и налетела на Томо. Он протянул руку, словно чтобы помочь ей. Но тут же рука закрыла ей нос носовым платком, смоченным в какой-то жидкости.

— Что вы делаете? — Тамаё отчаянно сопротивлялась, но Томо держал ее крепко, и мокрый платок прижимался плотнее и плотнее к ее носу. Она вдохнула, и кисло-сладкий запах бросился ей в голову.

— Нет… нет… — Сопротивление Тамаё постепенно слабело, и вскоре она в объятиях Томо погрузилась в глубокий сон.

Томо осторожно отвел растрепавшиеся волосы с ее лица, потом легко поцеловал в лоб и оскалился в усмешке. В глазах его горело желание, он сглотнул и облизал губы, как голодный зверь. Потом уложил Тамаё на днище лодки, нагнулся, заводя мотор, и направил моторку в сторону, противоположную вилле Инугами.

Кроме одинокого ястреба, парившего в поднебесье медленными, ленивыми кругами, никто ничего не видел.

Человек из тени

Километрах в четырех от Насу на противоположном берегу озера есть уединенная деревушка под названием Тоёхата. Небогатая деревушка, в которой еще можно было выжить во времена хорошего спроса на шелковичный кокон. Теперь же, когда экспорт шелка упал, как никогда, деревня словно вымерла. Конечно, не только Тоёхата — все деревни в окрестностях озера Насу оказались в таком же бедственном положении.

По западной околице деревни протекал ручей, и там, где он впадал в озеро, земля и песок, приносимые им, образовали отмель, которая с каждым годом расширялась, наступая на озеро. Отмель покрывали заросли тростника, сейчас засохшего и уныло колышущегося на ветру.

Среди этих зарослей и проскользнула лодка в устье ручья. Томо убавил газ и огляделся своими наглыми глазками — вокруг только мертвый неприютно качающийся тростник. Ни души ни на рисовых, ни на шелковичных полях — урожай давно убран. Только все тот же одинокий ястреб, кружа в небе, глядит на него с высоты.

Ухмыльнувшись про себя своей удаче, Томо пригнулся, словно прячась от чужих глаз, и направил лодку вверх по извилистой протоке между зарослями. Вскоре впереди, поднимаясь из тростника, показался дом в европейском стиле, когда-то, очевидно, великолепный, но теперь пришедший в полный упадок.

Откуда взяться такому дому в таком месте? Всякий, впервые его увидевший, задавался этим вопросом, но все очень просто. Деревня Тоёхата — то самое место, откуда вышел клан Инугами, а дом среди деревьев — первоначальное их обиталище. Однако неудобства деревенской жизни в конце концов понудили Сахэя перевести центр управления делами в Верхний Насу. Там он и построил новую виллу.

С того времени дом в деревне Тоёхата пустовал, сохраняясь лишь как некий семейный памятник. Однако во время войны на его поддержание не хватало сил, и когда его последний хранитель был призван в армию, другого выхода не нашлось, как только дать ему потихоньку разрушаться. А уж после смерти Сахэя старый дом стал вовсе никому не нужен, его бросили, и он все больше и больше ветшал. Деревенские говорили, что в нем водятся привидения. К этому-то дому и направлялся Томо.

Ясно, что когда-то, в прежние дни, дом стоял прямо у озера. Но со временем растущая отмель отделила его от воды, и теперь он высился, одинокий, всеми брошенный, среди тростниковых будыльев.

Поднявшись вверх по ручью, Томо вогнал лодку в тростниковую гряду у дома. Здесь было мелко, зато илисто, и это сильно затрудняло продвижение. Наконец Томо удалось провести моторку сквозь тростниковые дебри, он спрыгнул на сухой берег, спугнув при этом каких-то птиц — они с шумом взлетели из зарослей.

— Проклятие! Что за… — испугался и разозлился Томо.

Так просто оставить моторку не годится — ее могут заметить, поэтому, взявшись за причальный тросик, он завел ее поглубже в тростники, где и спрятал. Наконец, расслабившись, утер пот со лба и взглянул на лицо Тамаё, лежащей без сознания на дне лодки. И весь затрепетал. Как она красива в своем невинном сне! Волосы чуть растрепаны — следы недолгой борьбы, пока не подействовало снотворное, — но даже это не портит ее красоты. Солнечные лучи, проникшие сквозь тростник, золотыми зайчиками танцевали на ее щеках, чуть влажных от пота. Дыхание у нее было слегка учащенное.

  51  
×
×