22  

Коннан Тре-Меллин предложил сам:

– Давайте немного пройдемся. Управишься за пять минут, Билли?

– Да, хозяин, – ответил Билли.

Развернувшись, Коннан Тре-Меллин направился прочь от конюшен, и я последовала за ним.

– В детстве я целые дни проводила в седле, – сказала я. – Похоже, Элвина хотела бы научиться ездить верхом. Прошу вас разрешить мне давать ей уроки верховой езды.

– Разрешаю, попробуйте, мисс Лей, – ответил он.

– Вы, как мне кажется, сомневаетесь, что я смогу добиться успеха.

– Боюсь, что так.

– Не понимаю, как вы можете ставить под сомнение мои способности. Вы даже не видели меня в седле.

– Ах, мисс Лей, – воскликнул он почти насмешливо, – вы несправедливы ко мне. Я сомневаюсь не столько в вашей способности обучить Элвину верховой езде, сколько в ее способности этому научиться.

– Вы хотите сказать, что другие уже пытались это сделать и потерпели неудачу?

– Я сам пытался, но напрасно.

– Но, я уверена, что…

Он махнул рукой, прервав меня на полуслове.

– Странно видеть этот страх в ребенке, – сказал он. – Большинство детей так же легко научить ездить верхом, как и дышать.

Тон его стал резким, выражение лица хмурым, и мне хотелось крикнуть ему: «Какой же вы отец!» Я представила себе эти уроки – нетерпение, непонимание, ожидание чуда. Неудивительно, что ребенок так испугался.

– Есть люди, которые так и не могут научиться ездить верхом, – продолжил он.

– Есть люди, которые не умеют учить, – вырвалось у меня.

Он остановился и уставился на меня в крайнем изумлении, и я догадалась, что в его доме никто не смел говорить с ним в подобном тоне.

Я подумала: ну вот и все. Сейчас мне будет сказано, что в моих услугах больше не нуждаются и что в конце месяца я могу собрать свои вещи и покинуть замок.

У этого человека, похоже, крутой нрав: я видела, что он изо всех сил старается сдержаться. Он продолжал смотреть на меня, но угадать выражение его светлых глаз я так и не сумела. Мне показалось, я прочитала в них презрение. Затем он перевел взгляд на конюшни.

– Прошу меня извинить, мисс Лей, – произнес он и ушел, оставив меня одну.

Я незамедлительно вернулась к Элвине. Она была в классной комнате. В ее глазах я прочитала обиду и вызов: наверное, она видела, как я разговаривала с ее отцом.

Я сразу перешла к делу.

– Твой отец разрешил мне учить тебя верховой езде. Как ты на это смотришь, Элвина?

Она вся напряглась, и у меня упало сердце. Можно ли научить ездить верхом ребенка, который так боится лошадей?

Не дав ей возможности ответить, я быстро продолжила:

– Мы с моей сестрой, когда были в твоем возрасте, очень любили ездить верхом. Она была на два года моложе меня, но это не мешало нам обеим принимать участие во всех состязаниях, которые устраивались по соседству. Когда эти состязания проводились у нас в деревне, я помню, это были самые счастливые дни в нашей жизни.

– У нас здесь тоже устраивают такие состязания, – угрюмо ответила она.

– Это очень весело. Стоит только немного поупражняться, и вскоре ты будешь чувствовать себя в седле как дома.

Немного помолчав, Элвина сказала:

– Я не смогу. Я не люблю лошадей.

– Ты не любишь лошадей? Этого не может быть! – Со стороны могло показаться, что я сильно шокирована. – Они такие милые, добрейшие создания.

– А вот и нет. Они не любят меня. Когда я села верхом на Мышку, она вдруг как поскачет и никак не желала останавливаться, и если бы Тэпперти не поймал ее за узду, она бы убила меня.

– Мышка для тебя не годится. Для начала тебе нужен был пони.

– Потом я пробовала на Кувшинке. Она тоже вредная, только наоборот. Как я ни старалась, она так и не сдвинулась с места, стояла на берегу реки и щипала кусты, я тянула за поводья, а она все не шла. А когда Билли Тригай сказал ей: «Пошли, Кувшинка», – она сразу забыла про кусты и пошла как ни в чем не бывало, как будто это я была во всем виновата.

Я рассмеялась, а Элвина взглянула на меня с ненавистью. Я тут же поспешила уверить ее, что лошади ведут себя таким образом, только пока тебя не знают. Но как только они поймут тебя, они полюбят тебя так сильно, словно ты их самый близкий друг.

В ее глазах промелькнуло грустное выражение, а я обрадовалась, потому что наконец поняла причину ее агрессивности – она была очень одинока и страстно желала, чтобы ее любили.

Я сказала:

– Послушай, Элвина, пойдем со мной. Посмотрим, что мы сможем сделать.

  22  
×
×