ВОПРОС КРОВИ

— Ты Могуэя слушаешь, Джордж?

— Даже и не слыхал о таком. А почему ты спрашиваешь?

— Просто любопытно.

Припарковаться возле железнодорожных путей было негде. Сильверс подъехал к обочине и встал за патрульной машиной, за автобусной остановкой. Там начиналась травяная пустошь. Они прошли по ней пешком к низкой ограде, заросшей чертополохом и ежевикой. Ограду прорезала металлическая лесенка, ведущая на перекинутый через пути пешеходный мост; на мосту собрались живущие по соседству люди. Полицейский опрашивал каждого, что тот видел или слышал.

— Как нам спуститься, черт возьми? — проворчал Сильверс.

Шивон указала рукой туда, где из пластиковых ящиков из-под молока и шлакобетонных плит было сооружено нечто вроде ступенек, а поверх ограды был брошен сложенный старый матрас. Но когда они приблизились к этим импровизированным ступенькам, Сильверсу хватило одного взгляда, чтобы решить, что это не для него. Он ничего не сказал, только покачал головой. Таким образом, Шивон пришлось одной карабкаться на ограду и через нее и спускаться затем по крутой насыпи, стараясь поглубже всаживать каблуки в рыхлую землю, чтобы не скользить, и чувствовать, как жжет икры крапива и как цепляется за брюки колючий кустарник. Вокруг распростертого на путях тела стояли несколько человек, в которых Шивон признала детективов крейгмилларского участка и судебного медика доктора Керта. Увидев Шивон, он с улыбкой приветствовал ее.

— Нам повезло, что пути еще не открыли, — сказал он. — По крайней мере, тело этого бедняги не разнесло на части.

Она опустила взгляд туда, где в неестественной позе лежало скрученное, переломанное тело. Свободное пальто с капюшоном было распахнуто, обнажая грудь в широкой клетчатой рубашке. Коричневые вельветовые брюки и коричневые мокасины.

— Нам в Крейгмиллар было несколько звонков, — объяснил ей один из детективов. — Говорили, что он кружит по улицам.

— Вряд ли в этом было что-то необычное.

— Кроме того, что он словно преследовал кого-то. И руку держал в кармане, будто придерживал там оружие.

— Оно у него было?

Детектив покачал головой:

— Может быть, выбросил его во время погони. Похоже, его прижали местные ребята.

Шивон переводила взгляд с тела на кучку людей на мосту и обратно.

— Они его поймали?

Детектив пожал плечами.

— А личность его установили?

— У него в заднем кармане карточка видеопроката. Фамилия Каллис. Инициал — Э. Мы поручили сотруднику проверить телефонную книгу. Если там ничего не найдем, узнаем его адрес в прокатном бюро.

— Каллис? — Шивон наморщила лоб. Она силилась вспомнить, где слышала эту фамилию… Потом до нее дошло.

— Энди Каллис, — сказала она, словно обращаясь к себе самой. Но детектив услышал:

— Вы его знаете?

Она покачала головой:

— Но я знаю того, кто может его знать. Если это тот самый Каллис, он жил в Олнуикхолле. — Она уже доставала мобильник. — Да, и еще одно: если это он, это из нашей братии.

— Коп?

Она кивнула. Детектив из Крейгмиллара с шумом втянул в себя воздух и по-новому озабоченно взглянул на людей на мосту.

16

Дома было пусто.

Вот уже почти час Ребус разглядывал комнату мисс Тири. Мрак, мрак, мрак. Совсем как его воспоминания. Он не помнил даже, кого из приятелей встретил тогда в парке. И тем не менее сцена эта оставалась в памяти Аллена Реншоу целых тридцать лет. Неискоренимое воспоминание. Странная это штука — вещи, которые не удается забыть при всем старании, все эти фокусы сознания, когда какой-нибудь запах, какое-нибудь чувство внезапно возвращает к тебе то, что, ты надеялся, давно уже забыто. Аллен Реншоу гневался на него, потому что этот гнев был ему доступен. В самом деле: какой толк гневаться на Ли Хердмана? Хердман все равно об этом не узнает, его нет, в то время как Ребус — вот он, рядом, и на него так удобно излить свои чувства.

Ноутбук перешел в режим ожидания, по экрану поплыли звезды. Он нажал клавишу возврата и опять перенесся в спальню Тири Коттер. Зачем он это смотрит? Может быть, в душе он вуайерист? Ему ведь всегда нравилось тайно проникать в чужие жизни. Интересно, зачем это самой Тири? Это не дает ей денег. Общение с тем, кто смотрит, тоже невозможно — ни он, ни она не могут вступить в контакт друг с другом. Тогда зачем же? Из потребности выставить себя на обозрение? Как и прогулки на Кокберн-стрит — чтобы на тебя глазели, а время от времени и нападали? Она обвиняла мать, что та шпионит за ней, но в минуту опасности, когда на нее кинулись эти отморозки, она немедленно бросилась к ней. Странные отношения, что и говорить.