Невидимая река

К тому же выяснилось, что мы оказались в одном из черных кварталов Денвера; а если не черных, то, несомненно, бедных. Восточный Колфакс являл собою полную противоположность Боулдеру. Со стоптанными каблуками, запущенный, грязный, честный и немного стеснительный. Как раз по мне.

Однако Джон был в ужасе. Там, где я усматривал фактуру в странном заброшенном здании или пустыре, он видел Берлин в июне сорок пятого или…

— Какой-то Западный Белфаст в ненастный день, — сказал он. — Я представлял себе Америку совсем не такой.

Не успел я ответить, как раздался стук в дверь. Мы влезли обратно, открыли дверь.

Патрик. Шесть футов роста, сотня фунтов веса, седой как лунь, глаза красные, герпес, кашель — СПИД в последней стадии. Мы узнали: Патрику О'Лири тридцать три, около года назад он весил двести фунтов, был толстоват, но в целом выглядел неплохо; теперь сдает на глазах. Он заверил нас, что эта квартира — вторая по комфортности в здании, показал, как работает вся техника, сделал кофе и рассказал нам обо всем. Когда мы услышали про СПИД, ни я, ни Джон не стали пить кофе. Патрик был из Форт-Моргана, штат Колорадо, и девять лет работал фельдшером в пожарной части Денвера; к несчастью, оттуда его уволили, как только узнали, что у него положительная реакция на ВИЧ. Профсоюз не помог: представители пожарной части утверждали — не без оснований, — что он подвергал опасности не только пациентов, но и коллег по работе. Более того, он умалчивал о своем состоянии, вследствие чего был лишен премии. Он судился с профсоюзом, но процесс, как он сам признавал, уладится разве что после его смерти, и то не сразу.

Пат не пропал. В пожарной части у него был друг, который владел в Денвере несколькими зданиями, и он разрешил Пату бесплатно жить в одном из них. За это Пат должен был следить, чтобы в доме было как можно больше съемщиков, а это было не так-то просто: только четыре квартиры были нормально обставлены, водопровод работал с перебоями, отопление — еще хуже; дом находился в неспокойном квартале, не было ни управдома, ни ремонтной службы. К тому же в Денвере происходил строительный бум, старую авиабазу в Лоури-кампус закрыли — ее территория и тысячи других, более пристойных мест становились общедоступными. Окраины простирались на восток до Авроры, на запад до Лейквуда, на юг до Литлтона. Состоятельные люди перебирались туда, где, как им казалось, их детям будет спокойнее. В итоге в девяноста пятом году убогий участок вокруг Колфакс-авеню навряд ли мог привлечь много постояльцев. Его окружали винные лавки, порношопы, проститутки, наркоманы, и положение только усугубилось с тех пор, как здесь пролегла дорога, ведущая к шоссе на новый аэропорт.

Пат поведал нам, что в остальных меблированных квартирах живут школьный учитель-пенсионер лет семидесяти, пятидесятилетняя медсестра и на первом этаже — семья эфиопов из шести человек.

То есть фактически Пат был домовладельцем, брал минимальную арендную плату, жалоб не выслушивал, носил с собой пушку. Мы сказали ему, что пробудем в Денвере всего пару дней, пока не купим билеты и не сможем вернуться в Ирландию. Он посоветовал нам остаться подольше, дескать, соседство не такое уж скверное, к тому же они наконец-то вывели всех крыс и тараканов каким-то звуковым средством от паразитов. Это приятно, но планы есть планы.

У Пата в комнате был телефон. Он был в нашем распоряжении.

Я позвонил в «Британские авиалинии». Заказал билеты. Повесил трубку. Все. Наша американская авантюра завершена. Хватит жертв и разрушений. Finito. Мы уже совсем собрались в дорогу и так и уехали бы отсюда, перелетели из Денвера в Лондон, из Лондона в Белфаст; убийцу Виктории так и не поймали бы, а меня предательски убил бы тайный агент КОПУ в течение суток по прибытии на ирландскую землю, если бы Патрик в этот самый момент не сказал:

— Слушайте, парни, если вам надо позвонить — ради бога, любые звонки, минута с Ирландией стоит десять центов.

— Любые звонки? — переспросил я.

— Ну да.

— Тогда можно я позвоню отцу, сообщу, что мы возвращаемся? — спросил я, немного подумав.

— Давай, конечно, — ответил Пат.

Я набрал свой домашний номер. Папа взял трубку через минуту.

— Ноэль, это ты? — спросил он.

— Нет, пап, это я.

— Алекс, — отозвался он, — рад тебя слышать. А я подумал, это Ноэль с новыми листовками. Дублинская партия «зеленых» дала мне сто фунтов, и…